Капкан для крестоносца

– Но если приедешь, мы будем рады, – заверил его Фридрих. – Как ни крути, я ведь женюсь на твоей племяннице, и мы станем родственниками.

В его голосе прозвучала гордость, и брат толкнул его локтем под ребра.

– И ты будешь называть его дядюшка Львиное Сердце?

– Только через мой труп, – отрезал Ричард, и юнцы рассмеялись.

– Не обращай на Лео внимания, – сказал Фридрих, стараясь подражать серьезному тону взрослого человека. – Я хочу тебе сообщить, что имею честь жениться на твоей племяннице.

– А еще хочет спросить, как она выглядит, – поддел Лео, и был вознагражден сердитым взглядом Фридриха.

– А ты сам тоже любопытствуешь насчет Девы Кипра!

Ричарда забавляло их шутливое соперничество, так непохожее на его собственный непростой опыт общения с Джоном и другими братьями, и ему вдруг подумалось: что ни говори о Леопольде, но отец из него получился хороший.

– Ну, Энору я не видел уже три года, и это маленькая девочка… – он быстро посчитал в уме, – девяти лет. Но когда она войдет в приличествующий для замужества возраст, то, не сомневаюсь, ты останешься ею доволен, Фридрих. Женщины в моей семье славятся красотой.

– А что Анна? Она хорошенькая? Сколько ей лет?

– Пятнадцать. И она действительно хорошенькая, Лео. У нее длинные светлые волосы и голубые глаза. А еще она очень шустрая и острая на язык, так что если ты ожидаешь получить покорную овечку, то будешь разочарован.

– Мне нравятся девушки с характером, – высокопарно заявил Лео, как будто имел большой опыт общения с такими девицами.

Ричард спрятал улыбку. Его все еще злило, что его вынудили на эти браки, но расположение к мальчикам помогало преодолеть досаду.

– Ты назвал племянницу Энорой, – вмешался Фридрих. – А я думал, что ее имя Алиенора.

– Так и есть. Энора – бретонская форма. Жоффруа назвал ее в честь нашей матушки, – пояснил Ричард, поймав себя на мысли, что то был один из немногих случаев, когда он был доволен братом. Их отец был взбешен, узнав, как нарекли внучку, чего Жоффруа как раз и добивался.

– Бретонская? – Фридрих на миг смутился. – А она, выходит, говорит по-бретонски?

– Нет, по-французски – ведь это родной язык для герцогов Бретонских. Не думаю, что ее мать Констанция знает хоть одно слово по-бретонски.

В первый раз Ричард задумался о том, как его невестка должна была отнестись ко второму своему браку. Она была в ярости, но его это мало заботило. Ричард не питал симпатии к вдове Жоффруа. Он считал, что она пагубно влияла на его брата, подталкивала его к союзу с французским королем и к покушению на Аквитанию.

Лео интереса к невесте брата не питал – ему хотелось узнать, на каких языках разговаривает Анна. И был явно обрадован, когда Ричард сообщил, что она знает греческий и армянский, а ее французский претерпел огромные изменения к лучшему с того дня как она поступила ко двору Джоанны.

– Вот здорово! Я тоже немного разумею по-гречески! – воскликнул мальчик. – Наша бабушка была дочкой византийского императора из Константинополя, и отец настоял, чтобы я выучил язык. Сказал, что мы должны гордиться наличием императора среди членов нашей семьи.

Лео оседлал стул, явно намереваясь задержаться подольше, и с большой неохотой встал, когда Хадмар напомнил про то, что их господин отец планирует уезжать через час. Когда мальчики подобно жеребятам понеслись вниз по лестнице, Хадмар задержался на миг, чтобы попрощаться с английским королем.

Ричард не виделся с австрийским министериалом с того дня, как его передали в руки Генриха, и был рад обменяться с ним парой слов.

– Ты сделал мое заточение не таким ужасным, как оно могло быть, Хадмар, и я этого не забуду. Спасибо тебе за вежливость, за доброту… и за совет. – Ричард улыбнулся. – Надеюсь, ты не лишился из-за этого милости своего герцога?

– Он был не слишком доволен мной после суда, решив, что я слишком бурно радовался твоему оправданию. Но все прошло, поскольку он знает, что я предан ему до последнего вздоха. А еще знает, что я способен на то, на что редко отваживаются другие – всегда говорить ему правду. У каждого правителя должен быть такой человек.

– Верно, должен. – Ричард подумал о собственном правдорубце Фульке из Пуатье. Епископ Шпейерский заверил, что вскоре его люди будут освобождены, и король очень надеялся на это: ему так не хватало этого язвительного, проницательного и вспыльчивого клерка, настолько же преданного ему, как Хадмар Леопольду. Есть ли подобный человек при Генрихе? Весьма сомнительно.

Хадмар поклонился, но уже взявшись за ручку двери, помедлил. У него не было твердых оснований для подозрений, тем более доказательств. Он просто знал, что император так просто не сдается. Но ведь Генрих в присутствии всего императорского сейма дал английскому королю поцелуй мира. Неужели он посмеет отречься от него? Неужели так беспардонно обойдется с собственной честью? Нет, не может быть. К чему отягощать Ричарда своими дурными предчувствиями, если они, скорее всего, ничто, кроме тумана или дыма?

– Божьей помощи тебе, милорд Львиное Сердце, – сказал рыцарь и ступил на лестницу вслед за сыновьями герцога.

* * *