Капкан для маньяка

Неужели она, Лена, такой же пустоцвет, как мать и сестра? Неужели у них на роду написано прожить жизнь, никому не доставляя радости? Однажды мать, рассердившись на Ольгу, рассказала Лене, что муж у Ольги – форменное чудовище, совершенно ее не понимает и всячески третирует. Поскольку выражения были те же самые, которые она употребляла, отзываясь об отце, Лена позволила себе усомниться. Мать помялась немного, а потом согласилась, что да, она немного преувеличила, но Ольга с Никитой живут плохо, потому что она его не любит.

– Зачем же тогда замуж выходила? – недоуменно спросила Лена.

Мать усмехнулась недобро и поджала губы. «Ведь ты тоже была замужем, – сказала она, – отчего ж развелась?» Лена задумалась, но так и не смогла вспомнить, было ли у них с мужем хоть какое-то объяснение перед разводом. Просто сначала муж был, а потом его не стало. Лене с больной ногой, откровенно говоря, тогда было не до того. А как они вообще жили? Радовались ли встречам, скучали ли при расставании? Все это было так давно! Тогда у Лены в жизни были балет, муж и отец. Теперь ничего этого нет, и о муже она жалеет в самую последнюю очередь.

После той сцены, когда Лена чуть было не ушла, мать угомонилась ненадолго и даже разрешила Лене гулять. И Лена бродила по летнему городу, любуясь домами, отражающимися в Неве, и разливом на Стрелке, и конями на Аничковом мосту, и голубым барочным чудом Смольного собора. Если бы родители не разошлись, она бы прожила здесь всю жизнь, твердила себе Лена, и, может быть, танцевала бы сейчас в Мариинке или в Малом оперном…

А что теперь? Она стала девочкой для битья у вздорной стареющей матери. Ольга в шутку обещала найти Лене обеспеченного кандидата в мужья. Мать ее шутки не поддержала. Выйти замуж и жить как Ольга, не любя и даже не уважая мужа? Лена с тоской смотрела на белых чаек, летающих над Невой. Неужели это рок, рок их семьи? Неужели они не могут любить?

И однажды Ольга, критически осмотрев Ленину фигуру, велела ей быть готовой. Завтра Лена пойдет в театр как Ольга.

Никита торопливо схватил трубку. Он думал, что звонят шантажисты, но в трубке раздался голос Ольги, испуганный и измученный.

– Никита! Слава богу, наконец я тебя нашла! Меня похитили какие-то уголовники…

– Но ты, цыпа, не больно-то распинайся! Скажи, что жива и чтобы муженек деньги тащил! – прервал Ольгу Степушка.

– Я знаю, что тебя похитили, а Аскольда убили, – вставил Никита, – они со мной уже связались.

– Не может быть, – Ольга удивленно покосилась на Степушку, – они тебе еще не звонили. Они хотят, чтобы ты заплатил им шесть тысяч долларов…

При этих словах Степушка вырвал у нее трубку и заговорил сам:

– Слыхал, козел? Шесть тонн баксов притаранишь на Выборгское шоссе. Возле поворота на Песочную есть остановка автобусная, так ты деньги положишь в мешке, чтобы не промокли, на крышу и сразу отваливай. А мы бабу твою на эту остановку приведем и отпустим, если с деньгами все будет путем!

– Когда? – спросил Никита деловым тоном.

Он пытался сохранять хладнокровие, но ровным счетом ничего не понимал.

Степушка посмотрел на часы, потом перевел взгляд на три бутылки водки, которые выставила на стол перманентная тетка, и сказал:

– Завтра в час дня… нет, лучше в два.

– Понял, – Никита лихорадочно прикидывал возможные варианты, – дайте мне еще с женой поговорить!

– Обойдешься! – Степушка решил не баловать безутешного супруга. – Завтра со своей кралей наговоришься. – С этими словами он отключил телефон.

Никита был в полной растерянности. Что же, собственно, происходит? Сначала – первый звонок, глобальные трудновыполнимые требования, серьезные угрозы, искаженный спецтехникой голос – явно действуют серьезные, опасные, хорошо подготовленные люди. Теперь второй звонок – требование смехотворно маленького выкупа, удивительно примитивный дилетантский подход – это явно мелкие уголовники, настоящая шпана… Но голос Ольги он узнал, это была она. А на видеокассете, что передали ему руками мертвого Аскольда, что-то с Ольгой было не так… Никита снова перемотал кассету на начало.