Любая контригра, оставшаяся тайной для противника, дает значительное преимущество. Фермер не знает, что Кузнецовы обнаружили микрофон в номере Марины, и раскрывать этого категорически нельзя. Сыщик округлил глаза, до невозможности польстив убийце! На губах Зарецкого зазмеилась тонкая иезуитская улыбка превосходящего интеллекта.
– А как ты думаешь, Станислав… я приходил в номер старшего лейтенанта Мыльниковой – шею лебедю свернуть? Нет, уважаемый, я приходил туда, чтобы установить микрофон.
Фермер, наслаждаясь ошарашенностью Гущина, сделал паузу, а Стас забормотал:
– Ты слышал все, что мы говорим… Ты поставил номер на прослушку…
– Я должен был знать, когда и как старший лейтенант Мыльникова узнает о гибели Ирины. – Константин подвел итог и вернулся к важному для его эго вопросу: – Так почему я – Фермер?
– Злаки, васильки, – продолжая изображать шок и оторопь, забубнил майор. – Я, правда, предлагал дать тебе другое имя – Коллекционер. Но его забраковали.
– Почему? – Зарецкий поднял брови. – Ты верно меня понял, Стас, ты догадался, что я творю – коллекцию. Собрание из прихотливых куколок… Ведь женщины в мундирах – это нечто особенное, ты не находишь?
– Нет.
– Не обижай коллег, майор. Признай, в тебе говорит дух противоречия. Женщины в мундирах – это… – Зарецкий мечтательно причмокнул. – Недоступность, отличительность, закрытость… – От неких нахлынувших воспоминаний глаза маньяка затуманились, и Стаса затошнило.
– Тогда зачем ты дарил женщинам в форме побрякушку?! – перебил майор. – Побрякушка, пусть даже антикварная, слабо… даже глупо сочетается с мундиром!
Любой намек на глупость звучит вызовом для самоуверенного психопата, но Гущин сделал так намеренно. Он понимал, что дразнит смерть, но полуприкрытые глаза убийцы заставили майора забеспокоиться о двух женщинах наверху: одна из них носила форму! Нельзя позволить психопату сосредоточиться на воспоминаниях об убийствах, Фермер сказал, что до того, как опустеет пляж, времени достаточно. И если он решит его потратить не на беседу, а на что-то другое…
Стас вызвал огонь не себя, не позволяя убийце сосредоточиться на образах женщин в форменной одежде.
– Ты сказал – побрякушку? – Лицо Зарецкого заледенело. – Ты сказал…
– Прости! – воскликнул Гущин. Мысли о мертвых женщинах в мундирах оставили убийцу, и можно начинать виниться. – Этот браслет мне так осточертел, что я его иначе в мыслях и не называл. Так что прости, у меня просто вырвалось. Браслет что-то значит для тебя, Костя? Он принадлежал какой-то важной для тебя женщине?
– Он принадлежал твари.
Впервые затейливую старинную вещицу Константин увидел в самолете двенадцать лет назад. Поздняя осень, ночной рейс Москва – Сочи, хвост почти пустого авиалайнера и полупьяный парень рядом. Практически все пассажиры дремлют, но розовощекому смазливому блондинчику не спится, хочется поговорить. Он предложил восемнадцатилетнему студенту выпить, и Константин не отказался, хлебнул немного коньячку. Сосед, представившийся Мишей, был настроен мечтательно, лирически. Он достал из внутреннего кармана куртки длинный бархатный футляр и, открыв коробочку, показал ее содержимое юному собеседнику:
– Глянь, что у меня есть.
Константин поглядел на серебряную змейку с аметистами и эмалью, кивнул:
– Красиво.
– Женщине везу, – покачивая коробочкой так, чтобы аметисты сверкали под неярким светом ламп, весомо произнес сосед. – Знаешь, какая она у меня? – Михаил, сложив локти углом под шеей, изобразил большую женскую грудь. – Размер шестой, не меньше.
Константин был еще в том возрасте, когда большая грудь считается основным достоинством женщины, и поддержал восторг соседа понимающей ухмылкой. Михаил, бывший лишь немногим старше Костика, облизнул полные губы и продолжил:
– Но знаешь, что главное, старик? Она – старпом. – Сосед посмотрел на Константина и, не зная, проникся ли «старик», пустился в объяснения: – Старший помощник капитана на круизном теплоходе. Прикинь, когда я ее трахаю, у меня всегда в мозгах: «Миха, ты трахаешь старпома! Ты трахаешь старшего помощника капитана…» – Захмелевший Миха хохотнул: – Жесть! Я, когда ее имею, глаза закрою и вижу: стоит моя Раиса за штурвалом, вокруг морячки, как цуцики, бегают…
Что говорил Михаил дальше, Константин почти не слышал. Раиса, старший помощник капитана на круизном лайнере… Раиса, женщина с большой грудью, обтянутой голубым мундиром…
Папа!
Мама Кости умерла от рака полгода назад. А Костик уже год как знал, что у отца есть женщина. Но не считал это предательством – трехлетнее угасание жены выдержать тяжело, у папы должна быть отдушина. Даже такая, как Раиса. Женщина с тяжелой грудью и устойчивыми ногами. (При взгляде на Раису Костику всегда казалось, будто она утвердилась на палубе покачивающегося корабля, стоит, испытывая на прочность уже землю, и не шелохнется.)
– У нее какой-то богатый папик есть, – услышал студент. – Но он завтра днем отчаливает, и мы оттянемся…