Капкан из серебра с эмалью

Константин стал ночами доставать браслет из конверта. Крутить его в руках, оглаживая выпуклости аметистов, – согревшееся в пальцах серебро становилось похожим на гладкую женскую кожу… Константин засыпал с браслетом в руке. Украшение стало для него важным и необходимым, позже Зарецкий уже представлял, будто оно впитывает в себя женские души, темнеющие в ночи камушки превратились в символические капельки крови.

…Зарецкий смотрел на сыщика, терпеливо ожидавшего ответа на вопрос об украшении, и думал: как можно объяснить простому человеку с примитивным воображением, что браслет – одухотворен? Скудоумия мента не хватит, чтобы понять, почему Константин стал надевать «побрякушку» на каждую из девушек перед убийством: браслет вбирал в себя энергию. Оставлял на себе очередной невидимый отпечаток присутствия и посвященности. Браслет стал другом и единственным свидетелем всего, что происходило между девушками в форме и мужчиной. Когда Константин снимал с покойниц браслет, он снимал с них и форму, в которой они его встречали для последнего свидания. Зарецкий никогда не занимался с ними сексом в их последний день – так у него произошло с Раисой, а новые покойницы становились ее символическими копиями. Он относил девушек в наполненные ванны, аккуратно развешивал мундиры в платяных шкафах и забывал о них. Память запечатывалась в серебряной змейке с аметистами, но извлекалась по первому требованию – прикосновением.

Убийца посчитал, что сыщик недостоин его душевного обнажения, и ответил скупо:

– Браслет принадлежал любовнице отца. Он хорошо его запомнил.

– Любовнице отца? – задумчиво переспросил майор. – Она… ты ее тоже убил?

– Пришлось, – кивнул Зарецкий. – Она была бешеной сукой.

– Ах вот как…

– Что «вот как»?! – неожиданно взбеленился Фермер. – Можно подумать, ты хоть что-то понял! Можно подумать, твоих мозгов хватит, чтоб понять, что мне пришлось пережить!

Винить в своих грехах все, что угодно, – обстоятельства, личные неурядицы, других людей – типично для социопата. Патологический убийца ни за что не признается, что поступал так по звериной прихоти, изыщет множество причин для мотивировки.

Гущин вгляделся в покрывшееся испариной лицо напротив и внезапно понял: «С чего это я взял, что Фермер человек без нервов? Нервишки есть у каждого, кто еще теплый. И Фермеру, получается… тоже страшно. У него поджилки затряслись. Ему так жутко, что невозможно выйти из дома! Он сидит здесь, тянет время и слушает, не загавкают ли Снег и Ветер? Причина для промедления есть: с пляжа, куда он собирается подъехать на машине, чтобы перетащить замерзший труп Сандро, должны уйти люди… Фермер сидит в запечатанном доме, как в крепости, трясется и набирается храбрости.

Вон – весь от пота заблестел. А я еще ему жарку поддам».

Гущин поставил локти на столешницу и, сделав голос доверительным, сказал:

– Костя, неужели ты не понимаешь, что тебе не уйти? Ты же умный человек, сдавайся. И я обещаю, что тебя не засунут в камеру с уголовниками. Клянусь! Если ты отпустишь меня и женщин, твоим сокамерникам не сообщат, что ты насильник и убийца.

У Фермера побелели и задергались крылья носа, кончик которого заострился, словно у покойника, и Гущин получил надежду: Фермер замандражировал, намек на то, что сделают с ним «правильные» сидельцы, пробил броню! С Зарецким можно начинать переговоры о сдаче.

– Костя, ты можешь попросту уйти. Оставь нас в запертом доме, у тебя будет время до утра… Ты прекрасно понимаешь, как поступят наши коллеги с преступником, убившим трех следователей – меня, Марину Мыльникову, Иру Зотову… С тебя живого не слезут! Каждый твой день в камере превратится в нескончаемый кошмар! Выбитые зубы, сломанные ребра… оно тебе надо?

Константин наклонился вперед, уперся грудью в стол и прошипел:

– Я – не насильник. Все девки спали со мной по доброй воле.

– Костя, – простонал майор, – поверь, я знаю, как работает машина — тебя пропустят через мясорубку! Никого не будет интересовать – по доброй воле были с тобой девушки или нет.

Чтобы сломать, тебя засунут к уголовникам, и ты уже к вечеру будешь у параши! Тебе лучше сдаться мне и прямо сейчас, потом тебя поймают и скрутят спецназовцы, а они пинают так, что…

Константин одним движением выхватил из-за спины пистолет и, не прицеливаясь, выстрелил в майора! Убеждая сдаться, Стас переоценил себя и недооценил противника.

Пуля попала в правое плечо Гущина и сбила его на пол. Лежа на полу, он слышал приближающиеся шаги убийцы и думал, что тот идет его добивать.

Но обошедший стол Зарецкий, приблизившись, сказал:

– Ну что? Я доказал, что ездить по моим ушам не надо? Ты понял, что играть со мной опасно? – Фермер презрительно дернул верхней губой и прикрикнул: – Ну! Понял?!

– Да! – во все горло, морщась от боли, гаркнул Стас. Майор надеялся, что его голос услышат женщины и поймут, что он жив. Раненому и, чего скрывать, испуганному сыщику было мучительно представить, как заколотилась о запертую дверь Янина!

Взгляд убийцы сделался задумчивым.