Капкан любви

— Ты ведешь себя по-детски, потому что всегда помнишь только о чем-нибудь одном, — вновь заговорила Тедди. — Если тебе нужен секс, а рядом Глория, ты берешь ее. Если ты голоден, то ты ешь. Если тебе нужна я, ты не думаешь ни о чем, кроме того, чтобы получить меня. Не знаю, способен ли ты думать больше, чем об одной вещи в одно и то же время. Так сделай же себе любезность, сосредоточься на других делах. Подумай о работе. Подумай о торговле. Как ты можешь не думать о ней сейчас, когда весь рынок трясет? Выкинь меня из головы. Я уверена, что тебе это будет нетрудно, — она погасила сигарету и встала. — Тебе следует беспокоиться о своих позициях, а если тебе нужен секс, ты найдешь кого-нибудь, чтобы удовлетвориться. А теперь я ухожу спать. Доброй ночи.

Тедди прошла через ресторан, холодно глянув на коллег Майка, которые подтолкнули друг друга локтями, когда она подошла к ним. Она остановилась у их столика и вежливо обратилась к ним, чистейшим, в высшей степени английским тоном:

— Не будут ли так добры двое таких приятных молодых джентльменов, чтобы помочь моему знакомому? Он восполнит вам те обрывки нашего разговора, которые вы, возможно, упустили.

Когда Тедди, измученная, забралась в постель, она не побеспокоилась о том, чтобы включить телевизор и послушать вечерние новости. Если бы она сделала это, то узнала бы, что мистер Хельмут Шлезингер, президент «Бундесбанка», мистер Карло Кьямпи, управляющий Итальянского Центрального Банка, мистер Тео Вигель, министр финансов Германии, мистер Жан-Клод Триче, директор французского казначейства, мистер Норман Ламонт, министр финансов Великобритании, и, наконец, мистер Лей-Рембертон, управляющий Английского Банка, провели выходные в напряженных телефонных переговорах. Они пришли к соглашению о семипроцентной девальвации итальянской лиры, последовавшей за урезанием немецкой процентной нормы. В воскресенье вечером Норман Ламонт дал в прессу следующую заметку:

«Правительство Великобритании повторяет для разъяснения, что не возникает никаких вопросов об изменении центрального курса фунта против немецкой марки и что будут предприняты все необходимые меры для предотвращения этого. Центральный курс стерлинга против немецкой марки остается равным 2,95».

«Дэйли Экспресс» провозгласила итоги воскресных переговоров как ошеломляющий успех Нормана Ламонта.

Останется ли фунт стерлингов в горящем положении после девальвации лиры, или будет спасен благодаря ограничению немецких процентных ставок? Этого не мог предсказать никто. Глория, услышав об объявлении, устроила скандал Малькольму Фиачайлду. Джек Делавинь вздохнул с облегчением, узнав по прибытии в Сидней о внезапном подъеме доллара и стерлинга против немецкой валюты на австралийском и новозеландском рынках. Майк Мичинелли не слышал объявления. Он сидел в баре «Джекс» тремя этажами ниже спальни Тедди и доканчивал четвертую бутылку бурбонского.

В понедельник утром Джек позвонил Малькольму в офис. Малькольм был напыщенно самодовольным, в его голосе сквозило удовлетворение.

— Я не могу добавить ничего к тому, что я уже сказал, Джек.

— Разве, Малькольм? Ты удивляешь меня.

— Я рад, что теперь стало понятно, что тебе не следует вмешиваться в наши торговые решения. Мы знаем, что делаем.

— Об этом еще рано судить, Малькольм. Посмотрим, как сложатся обстоятельства к моему возвращению в четверг.

— Бога ради, Джек, между сегодняшним днем и французским референдумом ничего не случится. Я гарантирую, что все будет спокойно до следующего понедельника.

— Мы рассмотрим положение в четверг, как я уже говорил. Сообщай мне о любых новых изменениях, ладно? Я хочу знать, как развиваются дела.

— Не волнуйся, Джек — мы будем извещать тебя даже о том, какой у Ламонта стул. Мы здесь держим руку на пульсе торговли.

Во вторник утром, пятнадцатого сентября, Глория опоздала на работу. Она потратила массу времени со дня отъезда Майка в Нью-Йорк, чтобы уговорить Малькольма пригласить ее в «Аннабель». Вчера вечером ей наконец это удалось. Глория, однако, выглядела так, будто легла спать в восемь вечера, выпив на ночь чашку горячего шоколада. Она увидела Малькольма за рабочим столом, с трубкой, прижатой к уху. Тот выглядел так, будто вообще не ложился спать — глаза красные, лицо опухшее. Он был небрит, казался пятидесятилетним, чувствовал себя вдвое хуже. Глория постучала в стеклянную стенку, отделявшую его кабинет от остальной части комнаты сделок. Когда Малькольм обратил на нее внимание, она выпятила губы и прикоснулась ими к стеклу, оставив алый отпечаток.