Капкан любви

Мало кто из людей, работавших внутри или около Квадратной Мили — квартала лондонского Сити, мало кто из людей Уайтхолла, Парламентской площади или Даунинг-стрит, возможно, даже мало кто во всей Англии не помнил, где он был и что делал в среду, шестнадцатого сентября. Недели спустя люди приглушали голос, вспоминая события этого дня. Это было похоже на двадцать второе ноября 1963 года, день убийства Роберта Кеннеди. Убийство, состоявшееся в эту дождливую сентябрьскую среду, не было ни таким важным, ни таким интригующим. Это было убийство британского фунта. Это была не просто девальвация валюты — это было отражение состояния страны.

Глория встала и убийственно вызывающе оделась. Она сказала Малькольму, что собирается выиграть. Тот не совсем поверил ей, но она оказалась достаточно ловкой, чтобы знать, как подать себя. Было неважно, что она знала на самом деле, главное — она считала, что знает нечто существенное. Она надела темно-зеленую короткую юбку, а к ней белую блузку из воздушной, полупрозрачной ткани, сквозь которую явственно просвечивал темно-зеленый лифчик, и пронзительно-желтый пиджак прямого покроя. Каблуки добавили Глории еще добрых три дюйма роста, благодаря чему она казалась выше шести футов. Она подъехала к зданию офиса, проделав свой обычный короткий маршрут по Трафальгарской площади — тот, который использовался только для такси — и пять минут восьмого появилась в офисе. Весело приветствовав своих коллег и босса, она попросила Малькольма угостить ее чашкой кофе. Тот послушно выполнил ее просьбу.

— Итак, Мальк, ты принял решение? Могу я пойти и купить еще кучу стерлингов?

— Я не могу позволить тебе сделать это, Глория. Не то, чтобы я не доверяю тебе — я доверяю, конечно, — но позиция слишком велика, — голос Малькольма звучал сдавленно, глаза умоляли Глорию не оставлять его на произвол судьбы. — Давай останемся с тем, что есть, о'кей? Я всегда тебя поддерживаю.

— Знаю, дружок, это славная позиция, должна заметить... — несмотря на ранний час, несмотря на напряжение, повисшее в комнате сделок, присутствие Глории повлияло на Малькольма так же, как обычно. У него заныло в паху.

Когда рынок открылся, шестеро мужчин собралось у кресла Глории, наблюдая за всеведущими экранами.

— Это действует... Это действует Грозный Эдди, — пробормотал Марк Митчелс.

— Грозный Эдди? Кто такой — Грозный Эдди? — Малькольм понятия не имел, о ком идет речь.

— Эдди Джордж — заместитель управляющего Английского Банка, он отвечает за рыночные операции. Вы видите, Банк ведет интервенцию на рынке? Они очень много скупают.

— Конечно, это они! Они знают, что это хорошая покупка. Налетай, малыш Эдди, налетай — подешевело, как говорим мы в США — Глория явно очень себе нравилась.

Они следили за ценами, вспыхивающими и гаснущими на экране, обращая внимание на размеры сделок, по которым можно было судить о реакции центральных банков.

— Нужно два, а может быть, и три миллиарда в дальнейшем...

— Безмозглый сопляк! Тебе следовало бы предположить гораздо больше этого, ведь фунт и марка — две самых распространенных валюты. Если они хотят побить спекулянтов, это обойдется им гораздо больше, чем в три миллиарда...

— Дьявол меня побери! Я не видел ничего подобного со дня своего рождения!

Молчал один Малькольм. Он грыз незажженную сигарету, боясь возобновить привычку, от которой с трудом отвыкал в течение года, но слишком нервничая для того, чтобы ничего не держать во рту. Он чертовски хорошо знал, что должен был позвонить Джеку. У Малькольма была куча сообщений от него, завершающаяся факсом, приказывающим немедленно позвонить в Сидней, но он не хотел звонить. Он не хотел разговаривать с Делавинем. Джек мог приказать ему закрыть позицию с потерями, а Малькольм надеялся, что Глория была права.

Если бы оказалось так, то это был бы крупнейший выигрыш в карьере Малькольма, а он отчаянно жаждал хотя бы однажды иметь возможность высоко поднять голову и предложить Джеку понюхать его задницу. Малькольм всегда чувствовал, что его не считают хорошим торговцем. Это был шанс, и Малькольм не хотел упускать его. Ему не хотелось, чтобы Глория думала, будто у него нет решительности. Ему не хотелось получать приказы от Джека. Все, чего ему хотелось — это ускользнуть в «Джентс» и пропустить там пару стаканчиков виски. Возможно, это удастся сделать чуть позже...

Гарри Ховелл надел белый пиджак, схватил блокнот и пошел состязаться в крике с лучшими дилерами лондонской опционной фондовой биржи. Он был крупным мужчиной, но выглядел не тучным, а скорее нездоровым и потрепанным. Ему было чуть за тридцать, у него было широкое, одутловатое лицо с красноватыми щеками, глазами и носом. Его здоровье заметно ухудшилось за последние четыре года. Прежде Гарри играл в регби за «Суонси», и успешно играл, до тех пор, пока в одной из драк не потерял три четверти правого уха. Тогда он решил оставить регби. У него были жидкие, но достаточно длинные волосы, чтобы скрывать искалеченное ухо.