Осмотр квартиры ровным счетом ничего не дал. То мне казалось, что все вещи на своих местах, то вроде бы стоят или лежат немного иначе, поручиться я не могла ни за то, ни за другое, оттого расстроилась: уж знать, так наверняка.
– Шампунь мог сам свалиться, – подсказала Женька.
– Стоял, стоял и упал, – съязвила я.
– Точно, стоял, стоял и устал, оттого лег… – Женька потерла нос и спросила тоскливо: – Как думаешь, кофе выпить мы можем?
– Что за глупость? – нахмурилась я.
– А если отрава? – Такая мысль не приходила мне в голову, но теперь угнездилась в ней основательно и, судя по всему, надолго.
– Как же теперь жить? – охнула я.
– Будем есть пельмени, – утешила Женька. – Мы их принесли с собой. А вместо кофе и кипяточек сгодится, не помрем. Вообще питаться можно в кафе. Деньги у тебя есть, меня как-нибудь прокормишь.
Перспектива не особенно вдохновляла, мы принялись за пельмени, а я попробовала рассуждать здраво.
– Вряд ли они станут травить нас мышьяком. Тебе они раствор подменили, а не яд сунули, значит, хотели выдать убийство за несчастный случай.
– Ну… – с набитым ртом кивнула Женька.
– Ну… – сморщилась я. – Думаю, кофе вполне можно выпить.
– Пей, – согласилась Женька. – Я сейчас не хочу, может, попозже…
Кофе я выпила, чутко прислушиваясь к тому, что происходит в моем организме, Женька с любопытством за мной наблюдала, потом не выдержала и тоже выпила, после чего я пошла принять душ, а она стала звонить по телефону, удобно расположившись в моем кресле. Я вернулась из ванной и застала Женьку в сильной задумчивости и с постным выражением лица.
– Удалось узнать что-нибудь интересное? – попробовала я оторвать ее от тяжких дум и энергично предложила: – Пораскинем мозгами, выстроим версию…
– Хана всем версиям, – возвестила подружка. – Считай, приехали. Сидим тихо, о милиции даже не думаем и ежедневно ходим в церковь: авось господь поможет, грехов на нас, поди, не больше, чем на прочих, и положительные качества, безусловно, имеются.
Я хмыкнула и поинтересовалась:
– И кто у нас живет на Гороховой, тридцать?
– Замечательный человек, краса и гордость нашего края…
– Губернатор, – подсказала я.
– Не смеши, – презрительно фыркнула Женька. – Наш губернатор не отгораживается заборами от избирателей, он у нас демократичен и живет в одном подъезде со своим народом. А вот на Гороховой, тридцать проживает Николай Петрович Козырев, по кличке Козырной. Слыхала о таком?
– Нет, – покачала я головой. – Но догадываюсь, что он мужчина приятный во всех отношениях.
– Точно, я тебе больше скажу: исключительно редких достоинств человек. Например, денег столько, что он просто не знает, бедняга, что с ними делать. И раздает налево-направо и в городе, и в области, говорят, и в столице уже раздает, причем помногу и с большим для себя толком.
– Ясно, – мысленно себе посочувствовав, сказала я. – А чем твой Козырной занимается?
– Всем, – обрадовала Женька. – От наркоты до сельского хозяйства. Колбасу, к примеру, делает. А мы пойдем на фарш. – Женька была расстроена по-настоящему, да и мне появление какого-то мафиози совсем не нравилось, но кто-то из нас обязан не падать духом, значит, сейчас моя очередь.
– Мы с тобой уже решили: убийца не профессионал. Бандиты мудрить бы не стали. Встретили у подъезда – и дел на три минуты. А эти возились с трупом, занятие не из приятных, и все почему? Потому что не было у них алиби на вторник. Пришлось покойничку умирать еще раз – в пятницу. Бандитам такое даже в голову не пришло бы.
– А зачем тогда Аверин послал рукопись этому Козыреву? – ядовито поинтересовалась Женька.
– Ты ж говоришь, мужику деньги девать некуда, может, он хотел издать меня в сафьяновом переплете с золотым тиснением, – нашлась я.
– Дура ты, Анфиса, и я дура. Может, правду говорят, что дуракам везет?
Часа два мы еще сидели и толкли воду в ступе, плюнуть и забыть не получалось, а гениальные идеи отсутствовали. Женька сделала несколько звонков, но ничего существенного они к тому, что мы уже знали, не прибавили. В конце концов мы выпили валерьянки, проверили замки на входной двери и легли спать.
– Кошка сдохла, хвост облез, кто заговорит, тот ее съест, – громко сказала Женька и отвернулась от меня, чему я, признаться, порадовалась, потому что хотела спать, а не вести пустопорожние разговоры.
Я и в самом деле уснула, правда, ненадолго. Спала я крепко, без сновидений, а проснулась от дикого вопля. Вскочила, охнула, включила ночник и никого в комнате не обнаружила, за исключением вопящей Женьки. Та сидела в постели голая (она всегда спит нагишом), с вытаращенными глазами на совершенно безумном лице, а темные и очень короткие волосы на ее голове стояли дыбом.
Я схватила подушку, треснула ею Женьку, а потом надавила покрепче на ее физиономию, чтобы она заткнулась или хоть орала потише, не то весь подъезд поднимется по тревоге: люди решат, пожар, потому что Женькины вопли очень напоминали пожарную сирену.
Подружка все еще таращила глаза, но орать перестала.