- Олег, уже одиннадцать. Может, кофе попьешь?
Разлепляю глаза. Сереженька. В смешных шортах, майке и шлепанцах. Сажусь на диван, к горлу подступает тошнота.
- Пить дай.
Протягивает стакан воды, таблетку. Прям идеальная жена.
- Ты очень плохо выглядишь.
- Да ну?
Запиваю таблетку, перевожу взгляд на Сереженьку. Он не спускает с меня своих серых глазок.
- Сейчас принесут кофе, и мы поговорим. Нам есть что обсудить.
Пока накрывают завтрак, голова потихоньку проясняется. Даже сушняк не такой явный. Прислуга наливает кофе по чашкам, приносит какие-то десерты, фрукты. Я смотрю то на стол, то на плещущийся вдали океан. Наконец, начинаю разговор первым.
- А ты знаешь, что я уже больше года как дальтоник?
Сереженька вздрагивает, затем мотает головой.
- Нет.
- Я не вижу некоторые цвета. Перестал видеть.
- Почему?
- Не знаю. Может, ты знаешь? - Делаю глоток обжигающего кофе, в моем тоне насмешка. Как будто он не понимает, что могло послужить причиной такого расстройства.
- Олег, после чего это случилось? - Мой любовник мрачен. Видимо, подозревал что-то подобное.
- После того как я убил человека. А потом с тобой переспал. Ровно на следующий день я и заметил, что почему-то в моем цветовом спектре исчез красный. А потом и зеленый.
- Это не ты убил, это я убил. - Сереженька опускает глаза. - Я знал, что ты в шоке, не соображаешь. Думал, что лучше будет убить, уверен был в этом.
- А потом поднял меня под себя. Чтобы мне стало совсем хорошо, да? - Мой страх начинает куда-то уходить, я, наконец, чувствую, что нашел в себе силы высказаться. Мне не страшно, больше не страшно.
- Подмял? Почему подмял?
- Я же у тебя на коротком поводке. Твоя личная игрушка. Захотел, в ресторан сводил. Захотел - на острова с собой взял. И водитель, и любовник, и собачка. Которой даешь команду - к ноге, собачка бежит. Нравится же, да? Классно? - Горько улыбаюсь. - Из меня можно и пидараса сделать, я же не личность, я так.
- Олег. - Сереженька слушает внимательно. Он серьезен и его голос приобретает почти забытые нотки, те, что я слышал, когда я еще был только подчиненным, а он - моим директором. - Ты гомосексуалист изначально. Это видно.
- Видно? Кому видно? - Его слова меня злят, хотя я и понимаю, что скорее всего, это правда. - Тебе просто хотелось со мной трахаться!
- Ты в любом случае не против.
- Не против? - Поднимаю глаза к потолку. - Нет, правда. Не против? - Со звоном ставлю чашку на стол. - А что я должен был делать после того, как ты меня выпутал из этой истории с убийством?! Когда ты пригласил меня к себе в гости? Типа выпить?
- А разве не ты первый полез обниматься? Нет? - Сереженька темнеет, тоже ставит чашку кофе на место и отворачивается. Он обижен, смертельно обижен. Но мне плевать.
- Из чувства благодарности. - Киваю. - А еще я боялся, что ты передумаешь, что ты сдашь меня и мою мать полиции…
- Я тебе хоть раз сказал, что я собираюсь это делать? - Сереженька снова ко мне поворачивается. - И ты спал, значит со мной, потому что боялся что я тебя в тюрьму отправлю? Поэтому ты и полез ко мне в этот же вечер? После убийства?
- Поэтому. - Отвечаю глухо. Мой любовник сжимает губы, затем вдруг резко мне бросает.
- Шлюха!
Это выше моих сил. Я не могу так больше. Медленно подымаюсь, иду к краю террасы, откуда открывается фантастический вид. Что же получается? Он что, думал, что я действительно по любви сплю с ним?
- Я бы тебя не сдал полиции, даже если бы ты не стал со мной встречаться. - Голос за спиной, полный обиды.
Господи, неужели так оно и есть? Оглядываюсь на него. А он продолжает.
- Я думал, ты пьешь, потому что тебе трудно принять свою гомосексуальность. А ты, оказывается, пил потому что меня ненавидишь. И при этом от секса ни разу не отказался. Мне кажется, или что-то не сходится? - Он сидит, смотрит в одну точку. Я никогда не видел его таким убитым. - Я к тебе больше не притронусь, обещаю. Так что, пожалуйста, не порть больше здоровье и мои нервы.
Подымается и уходит в дом. А я остаюсь стоять на террасе, глядя, как с ветки на ветку перелетают какие-то диковинные птицы с длинными хвостами. Мои мысли путаются. Я свободен? Неужели я свободен? От этой мысли радость наполняет меня, но при этом что-то не так. Жалость. Мне впервые жалко Сереженьку. Ведь если он и не думал меня шантажировать, то, получается, он по-настоящему меня любил? Все-таки он выпутал меня и мою мать из этой жуткой истории, всегда старался тепло ко мне относиться, но я его ненавидел. Мне хочется извиниться перед ним, но я понимаю, что вряд ли от моего раскаяния ему полегчает.
Захожу в дом. Он сидит в кресле, не шевелясь, его брови чуть приподняты, и мне приходит в голову мысль, что он плакал. А я не знаю, что ему сказать утешающего.
- Олег. Ты же мог сказать раньше. Я на самом деле тебя люблю, я бы понял.
Отворачиваюсь. Чертова любовь. Угораздило его… Я ненавижу сейчас себя за то, что каким-то странным образом умудрился ему понравиться, влюбить в себя.
- Прости.
Это все, что могу из себя выдавить.
- Приедем в Москву, я тебя отведу к доктору. Надо проверить, что с тобой. Дальтонизм - это плохо.