Капкан супружеской свободы

— Насчет искупаться — не советую, — с видом знатока заявила его жена. Тонкая до неправдоподобия, с узкими и удлиненными пропорциями тела, со змеиной пластикой, Елена Ларина была одновременно и привлекательна, и нехороша собой, как это бывает с опасными хищниками и двуличными, но притягательными в своей изменчивости людьми. — Между прочим, сообщаю для тех, кто не в курсе, что официально купальный сезон в Италии начинается только с первого июня, а сейчас вода очень холодная. Поэтому в отелях народу мало и пляжи пустые… Уж мы-то точно это знаем, да, Ленчик?

Стараясь всеми силами показать, какими опытными путешественниками по заграничным курортам они с мужем являются, Елена, пожалуй, немного перегнула палку, и первым веселой усмешкой отреагировал помреж Володя. Соколовский знал и ценил умение Демичева мягко ставить на место зарвавшегося собеседника и теперь с удовольствием ожидал его встречной реплики. Однако в разговор внезапно вмешалась Лида, которая на несколько минут отходила «попудрить носик» — ее умение называть не слишком изящные вещи милыми и пикантными именами немало импонировало Алексею.

— Да ладно вам, ребята. И Италию посмотрим, и призы сорвем, и насчет аморе не подкачаем. Или мы не молодцы, или мы не русские комедианты?… Что скажешь, режиссер?

Она подмигнула Алексею, и тот, залюбовавшись поначалу ее стремительной фигуркой и изящной небрежностью движений, тут же невольно рассердился на Лиду за фамильярность. Она никогда прежде столь открыто не афишировала сложившихся между ними неформальных взаимоотношений, и вот пожалуйте: Ларина скривилась в понимающей ухмылке и бросила мужу нарочито многозначительный взгляд. Что же это такое с девицей случилось, в самом-то деле? Однако актриса явно втягивала его в общий разговор, и на ее вопрос надо было как-то отвечать.

— Скажу, что насчет призов вы, скорее всего, погорячились, Лидия Сергеевна. Желающих, знаете ли, и кроме нас достаточно. А насчет любви… — Алексей намеренно не стал употреблять удалого итальянского термина, который с таким удовольствием произносили его коллеги. — Насчет любви пусть каждый решает для себя сам. О деле надо думать, господа актеры! А то болтать-то о победах вы все горазды, а как до работы дойдет… — И он намеренно немного повысил голос, приняв на себя маску отягощенного заботами руководителя и сделав вид, что ему сейчас не до праздного суесловия.

— Получили? — Лида, нимало не смутившись, будто отповедь режиссера не имела к ней лично никакого отношения, прищурила яркие синие глаза. — Работать, работать, господа актеры! — И она так удачно передразнила Соколовского, что маленькая группка дружно расхохоталась, и непринужденные, порхающие реплики вновь понеслись наперерез друг другу в тесном кружке.

А Лида меж тем незаметно отделилась от друзей и присела рядом с Алексеем, глотнув наконец давно уже принесенный им кофе.

— У, какая гадость… — разочарованно протянула она, отставляя в сторону остывшую чашку. — Мало того что отрава, да к тому же еще и холодная…

Алексей молчал, выжидая. Лида подавала ему реплику, как партнеру на сцене, но он не хотел подыгрывать ей в неизвестной ему пьесе. В воздухе носилась гроза, что-то непонятное было и в настроении молодой актрисы, и в ее непривычной игривости, и в повышенной нервозности ее поведения, и он чувствовал, что наступает какая-то решительная минута, сложный и, может быть, ненужный ему разговор, от которого, однако, нельзя уклоняться. Он давно допил свое пиво; теперь ему нечем было занять руки, и он подумал с тоской человека, не привыкшего к сценам: «Какая скука!» — и приготовился к худшему. Сейчас он смотрел на любовницу холодно — того требовало его чувство самозащиты, — и холодность эта была вполне непритворной.

Лида тоже помолчала немного, сообразив, что он не станет послушно подавать ей мячи в той игре, которую она затеяла, и наконец — как прыжок в воду — решилась пойти напролом:

— Я хотела с тобой посоветоваться. Дело, видишь ли, не терпит отлагательств…

Подняв бесшабашный взгляд, она уперлась глазами в иронично-отстраненное выражение его лица и словно споткнулась, как о наглухо запертую дверь. Решимость ее мгновенно улетучилась, и Лида, которую можно было назвать как угодно, но только не глупой, сама уже недоумевала, зачем завела этот разговор перед самой Италией. Получалось, что она опережала события, новая ситуация в ее жизни только начинала развиваться, и благоразумней было бы пока помолчать, предоставив делу идти своим чередом. Но жадное женское любопытство, стремление поскорее выяснить реакцию Алексея на ее новость, заставило ее поторопиться.

Соколовский тоже почувствовал необходимость разорвать неприятную паузу. Чуть поморщившись, он бросил снисходительный вопрос, как подачку назойливому попрошайке:

— Посоветоваться — о чем? Я слушаю, слушаю тебя. Не тушуйся, говори, пожалуйста.

Мгновенный прилив злости помог ей выстроить следующую фразу так, как это было бы больше всего неприятно режиссеру.