– Фил, что за бред? Что за декадентские настроения? Просто ты привык держать меня на поводке. А я уже не щенок, – ответил Славочка, сладко растягиваясь на заваленном подарками диване.
Глава 20
В новом году Филизугу дали квартиру. Он набрал больше учеников, чтобы обставить ее и произвести на Славочку впечатление. Но с каждым днем чувствовал, что теряет силы. Лечиться Филипп Андреевич не любил, полагал, что это возрастное недомогание, и со временем все пройдет. Иван Захарыч организовал репетиции Славочки с московским симфоническим оркестром. Филизуг позвонил Сайгонскому и попросил официально назначить его Славочкиным педагогом.
– Ты что, хочешь поссорить меня с дирижером? – возмущался Иван Захарыч. – Знаешь, чего мне стоило убедить их начать работать с неизвестным музыкантом? Пацаном, студентом? Учи его сколько влезет вне официальных репетиций, зачем лезть на рожон?
Но Славочка уже стал неуловимым. Не выходил на связь, не являлся в условленное место, не звонил. Осенью Филизуг встретился с бывшим своим поклонником, врачом-гематологом. Тот встревоженно покачал головой и положил музыканта на обследование в кремлевскую больницу. У Филиппа Андреевича диагностировали рак крови четвертой степени. Потянулись невыносимые месяцы химиотерапии. Славочка не давал о себе знать, Филизуг рискнул позвонить в Н-ск. Дарья Сергеевна приехала через три дня. Пришла в больницу с полными сумками лоточков, баночек, пакетиков с едой, сладостями, соленьями. Филипп Андреевич дал ей ключ от новой квартиры в Крылатском. Она ездила к нему каждый день, меняла белье, покупала фрукты, кормила с ложечки. Филизуг угасал.
– Мама, я хочу увидеть Славика, – повторял он бесцветными губами.
– Филипп, через две недели его первый сольный концерт. Ну афиши уже по всей столице. Хочешь, чтобы он сорвался? Я даже не звоню ему и не говорю, что живу в Москве. Зачем беспокоить? Отыграет, и тут же ему сообщу, даю слово.
– Этого концерта не было бы без меня… – стонал Филизуг.
– Ты много дал ему, Филипп, это правда. Но и взял сполна, чего уж там. – Голос Дарьи Сергеевны стал железным.
– Я хочу его послушать. Достаньте мне билет, пригласительный. Сайгонский, гадина, игнорирует, не берет трубку.
Дарья Сергеевна не выполнила обещание. На концерт Славочка выслал всей семье приглашения в Н-ск, отец с Катюшей приехали в день выступления. С Дарьей Сергеевной они пересеклись прямо на ступенях филармонии. В зале не было свободных мест, Иван Захарыч знал толк в пиаре. Славочка блистал, оркестр полюбил его за божий дар и редкое трудолюбие, программа была составлена из популярной классики, концерт вызвал большой резонанс. Дарья Сергеевна хотела было сообщить сыну печальную новость после выступления, но побоялась испортить всеобщий праздник. В следующие дни Славочку приглашали в эфир нескольких телевизионных каналов, на фотосъемки для глянцевых журналов, и она вновь решила, что весть о трагедии будет неуместной. Лишь через неделю, когда они всей семьей отмечали начало блистательной карьеры в ресторане, Славочка спросил:
– А что сказал Фил? Я не заметил его в зале? Он же был? Он, наверное, обиделся на меня, я так замотался, не звонил ему…
– Фил умирает… – Дарья Сергеевна отложила вилку с ножом и закрыла лицо руками.
Славочка держал пергаментную руку Филизуга и рыдал.
– Я не знал, Фил! Я послал тебе пригласительный на Староконюшенный, я спал по четыре часа в сутки, я не заметил, как пролетели эти месяцы…
– Не надо себя корить. – Филизуг мучительно улыбнулся. – Твоя мать права, я заслужил такой конец. Спасибо, что пришел. Как ты сыграл? Не зажался, доволен собой?
– Я принес тебе запись. Костик сделал. Прямо за кулисами писал на микрофон. Послушаешь, скажешь мне завтра, что думаешь? – Славочка поставил черный магнитофон на тумбочку возле кровати.
– Разве это важно? – усмехнулся Филизуг.
– Крайне важно. Я ждал твою оценку много лет с дрожью в коленях. Я светился от твоего одобрения. Ты ведь мало хвалил меня, в основном ругал… Помнишь, как ты ставил мне пальцы после болезни? Заново учил играть…
– Я помню каждую минуту с тобой, Славик. Я ведь сразу понял, что греюсь в лучах гения. Это было счастьем – учить тебя. Я до сих пор не умею играть так, как ты. Ты поцелован богом, мой мальчик.
– Я завтра принесу инструмент. Я буду играть тебе каждый день, пока ты не поправишься.
На следующий день Славочка, пропустив занятия, примчался к Филизугу в больницу к девяти утра. Из палаты доносились звуки его концерта с кассеты, поставленной на непрерывный повтор. Дверь была открыта, Славочка вошел, колени подкосились, он прижался спиной к стене, роняя скрипку. Сестра вынимала катетер из застывшей вены. Лицо Филизуга было просветленным, резные губы замерли в улыбке. Славочка страшно закричал, схватил со столика магнитофон и с размаху швырнул его на пол. Старый двухкассетник крякнул, раскололся на части, но странным образом продолжил крутить пленку с незабвенной «Зимой» Вивальди. Той виртуозной, разрывающей сердце «Зимой», что они играли на Арбате в самую счастливую новогоднюю ночь на свете.
Глава 21