Капля духов в открытую рану

– Она мне говорит: Иван! Я – солист, Слава – солист, если будет третий, то кто-то непременно уйдет на второй план! – копируя акцент Ванессы, рассказал Сайгонский.

– Логично, – ответил Славочка. – На это и рассчитываем.

Костик пришел самым первым и минут десять торчал с виолончелью у закрытой двери. Затем оставил инструмент и направился в курилку, насвистывая свою партию 11-го концерта Вивальди. В курилке у окна стояла хрупкая девушка в платье с открытой спиной. В брендовых боксерах Костика потеплело.

– Я накрыл бы ваши плечи волшебной вуалью, – сымпровизировал он, не меняя партитуры и тональности.

Она обернулась и расстроенно фыркнула.

– Вы свистите тот концерт, который мне предстоит играть, – сказала она с трогательным акцентом.

В Машкиных плавках началось движение.

– Вы – знаменитая Ванесса. Красавица с небесных гор… – пропел Костик. С «небесных гор» было единственным словосочетанием, которое родилось в его голове на заданные ноты.

Ванесса подняла заплаканные глаза.

– Вы меня знаете?

– Не так близко, как хотелось бы. – Костик бесцеремонно взял ее фарфоровую руку ладонью вверх и поочередно припал губами к подушечкам пальцев.

– Кто вы? – смутилась Ванесса.

– Я – Константин, я вызволю из плена ва-а-ас! – продолжил он тему Вивальди, обнимая ее за талию так, чтобы пальцами коснуться голой спины.

– Вы – тот виолончелист, который пришел разрушить мою жизнь?

– Мне нравится эта версия, – произнес Костик уже без мелодии. – Если бы не репетиция, я разрушил бы вашу жизнь немедленно.

Подошедший в курилку Славочка (он знал, где искать Ванессу в перерывах) завис в изумлении. Костик, как родной, целовал француженку в шею, та идиотски хихикала.

– Дамы и господа, – он откашлялся, – хотел вас познакомить, но, похоже, это уже лишнее.

Ванесса резко отпрянула и оттолкнула Костика. Они были одного роста, нос в нос, губы в губы. Костик не смутился и, выпуская Ванессу из рук, подмигнул:

– Друзья, идемте репетировать. Жду не дождусь, когда мы сольемся в едином порыве!

Ванесса фыркнула и двинулась вперед, качая бедрами. Парни пошли за ней.

– Ослепительная спина, – произнес Костик. – Как ты мог отказаться от такого?

– Сейчас она вступит, и ты все поймешь, – пообещал Славочка.

В зале долго настраивались, сверялись, обсуждали детали. Славочка за несколько недель переписал партитуру на четыре инструмента, убрал Ванессину скрипку из начала концерта и дал ей возможность вступить только в развитие темы. Пометки красным цветом, размашисто накиданные его рукой в нотах, хлестали Ванессу по глазам. Она нервничала, вглядывалась в лицо Славочки, но оно было закрыто невидимым забралом. Маленький самозванец с убитой в щепки виолончелью одновременно волновал и раздражал Ванессу. Аккомпаниаторша ЛидьВасильна тоже смотрела на Костика с подозрением, как на незнакомца в вечернем лифте. Она опустила руки на клавиши, и по кивку, вплетая свою тему в фортепианные раскаты, Славочка начал витать мерцающим млечным путем среди звезд клавишного арпеджио. Костик обнял свою потрепанную кремону[19] и весь превратился в слух. Его лицо стало серьезным, как у измученного Пьеро, глаза устремились внутрь, вена на виске набухла ветвистым изгибом. Он втянул воздух, поднял смычок и бархатно опустил его на струны. Басовые переливы разбавили Славочкин млечный путь вселенской тоской, раскручиваясь по спирали и вознося человеческую печаль за пределы галактики.

Они не могли напиться друг другом. В музыке, как и в дружбе, Костик обладал абсолютным слухом и считал Славочку камертоном, по которому нужно сверять все людские таланты и способности. И свой собственный. ЛидьВасильна растаяла от такой гармонии, сменила враждебность на влюбленность. Ванесса скользила глазами по нотам и с третьей цифры вступила, взмахом руки распространив в воздухе сладкие цветочные духи.

Первым остановился Костик, наклонил голову набок и развернулся корпусом к француженке. Она сыграла несколько тактов и запнулась, не закончив фразу.

– Рыба моя, – сказал Костик. – Нельзя же класть на одно блюдо с горячим замороженую картошку. Ее нужно разогреть, прежде чем подать на стол!

– О чем это он? – спросила Ванесса Славочку.

– Он говорит о том, что перед тем, как вступить, нужно внутри себя подготовить звук. Чтобы он был не раскаленным и не холодным. А ровно таким, каким его приятно было бы вплести в заданную гармонию.

– Что не так? Я не вовремя вступила? Я перепутала ноты? Я сфальшивила? О чем вы говорите? – Голос Ванессы дрожал, в глазах стояли слезы.

– Деточка, у тебя прекрасная техника, уникальная легкость и цепкость. Но где чувства? – Костик был неумолим.

– А где были твои чувства, когда ты бросился на меня в курилке? Ты успел их подготовить? За одну минуту? Но ты же вступил! – Ванесса сорвалась на фальцет.

– Успел, представь себе! Пока ты поворачивала ко мне голову, пока отвечала на вопрос, пока поднимала ресницы! Я уже был влюблен, когда кинулся тебя обнимать! – Костиково крещендо перешло в фортиссимо.

Ванесса замялась. Она не поняла, ее унижают или восхищаются.

– Почему он орет на меня? – спросила она Славочку.