Капрал Серов: год 1757

Вот взять тот приказ, по которому для защиты местных обывателей от всяких бесчинств требовалось оставлять по пять солдат в каждой деревне. Благое дело? Разумеется! А то казаки — они ведь такие, им палец в рот не клади.

И что вышло на деле? А на деле и без того неполные роты начали размазываться на марше. Прошел батальон за день десяток верст, а на том десятке верст — мызы, хутора и деревеньки. Вот, пожалуйста, уже почти дюжина шестаков потерялась. Но ведь не беда, верно? Ведь за нашим полком идет следующий, шестаки его солдат сменяют наших, и те идут догонять свой полк. Угу. В результате на всех дорогах бегают табуны шестаков из разных полков. Выпавшие из своего строя, оторванные от офицеров и фурьеров, зачастую не знающие языка и грамоты и имеющие крайне скудные деньги для покупки продовольствия и обеспечения собственного ночлега. И все это на дорогах, где бесчинствуют казаки из различных казачеств, где в каждом перелеске засады прусских партизан, где рейдерствуют по тылам летучие отряды вражеских гусар… Все это как-то не сильно способствует порядку в ротах.

Или вот фураж с провиантом. Когда по весне наша армия спустилась из эстляндского Дерпта в польский Ковно, она должна была найти там забитые провизией магазины. Потому как союзные поляки всю зиму обещали эти самые магазины приготовить. Но нет, к моменту прибытия армии на складах Ковно было практически пусто. В итоге все батальоны каждый день выпускают фуражные команды во все стороны — забирать у обывателей сено, зерно и любые другие виды припасов. А далеко ушедший в поиск отряд фуражиров — хорошая цель для партизан и летучих гусар полковника Малаховского.

А в прусских деревнях ну прям не сказать, чтобы совсем богато. Еще в июле прусские фуражиры генерала Левальда прошлись по всем населенным пунктам Восточной Пруссии. Теперь каждый прусский мужик знал, что главный узел снабжения прусской армии сейчас находится в городе Велау, что на той стороне реки Лавы, в сорока верстах от города Инстербург. И, спрашивается, что делать с этой информацией? Информацией о складах противника армию не накормишь.

В корпусе генерала Фермора с провизией было получше, потому как в Мемеле и Тильзите были взяты богатые трофеи. Нашим достались практически все магазины, которые прусский король приготовил за зиму для снабжения армии генерала Левальда. Только вот доставка трофейной еды в действующую армию — те еще хлопоты. Дороги в Пруссии откровенно паршивые, по таким много не увезешь. А Куриш-гаф до сих пор непроходим для кораблей. Два полка пехоты — Пермский и мой родной Кексгольмский — продолжали работать вместе с моряками, прокладывая путь кораблям к реке Неман, но, как говорят, работы там еще непочатый край.

И это еще не все. Чья-то светлая голова решила допросить, чем же питаются местные мужики, если все зерно повыгребли еще летом. Местные ответили простодушно: картошкой, мол. Ну и полетел по армии приказ — фуражным командам собирать картошку. А те ребята простые, им сказали — они делают. И ведь отнеслись к работе со всей ответственностью, чуть ли не конвейерным методом. Пройдут все вместе, выкопают, сложат мелкие клубни в кучу, и дальше работать. Полежит такая куча день-другой под солнцем, а там и телега приедет. Трудолюбивые возчики покидают в нее картошку и отвезут в армию.

А русские солдаты в большинстве своем эту самую картошку раньше и в глаза не видели. Ну то есть так-то русские люди были вполне знакомы с корнеплодами. Ведь та же репа, например, базовый корнеплод всей русской кухни этого времени. Только вот картошка — она ведь не репа. И варить ее надо не как репу. А наши солдаты не знали, что картошка сварилась не когда лопается кожура, а когда становится мягкой сердцевина. И если картошка похрустывает на зубах — это не «сочная», это еще сырая.

А фуражные команды? Ну откуда фуражирам знать, что если картошка лежит на солнце — она начинает зеленеть? И что позеленевшую же кожуру надо срезать ножом в обязательном порядке, иначе можно жестко отравиться. А после долгого лежания на солнце картошка зеленеет почти вся, и поэтому почти половину и без того не самого крупного картофеля надо срезать и безжалостно выкидывать. Ага, вот прямо брать, прямо отрезать все зеленое и прямо выкидывать. Насовсем. Нет, оно уже не пригодится. Нет, вот это — уже не съедобно. И все это надо объяснить солдату из русских крестьян, у которого уже несколько недель не было сытного стола. Объяснить, что надо выкидывать половину того, что начальство выдало в качестве еды.

Хорошо хоть многие сами догадались, что если картофельные клубни условно съедобны, то вот ягоды — точно ядовиты.

В общем, в лагерь генерала Апраксина пришла прусская картошка, а единых инструкций, как ее готовить, не было. И уже двенадцатого-тринадцатого августа по армии прокатилась эпидемия отравлений.