Капрал Серов: год 1757

Метрах в ста впереди стояла группа всадников. Генерал Лопухин без шпаги, но со свитой, а перед ним несколько прусских офицеров с широкими лентами золотого цвета на мундирах. Тоже, небось, генералы. А еще рядом гарцевал на вороном коне знакомый мне человек в черном. Вон ты где, зараза.

Наше шумное появление на опушке рощи быстро заметили. Один из прусских офицеров заорал сиплым голосом, барабанщик выдал отрывистую дробь, и ближайший из неприятельских батальонов смешался и начал перестраиваться фронтом в нашу сторону.

— Быстрее, быстрее строимся! Заряжай! — заорал Нелидов.

Оказавшиеся рядом Фомин, Ефим и Годарев побежали вдоль толпы в красном, крепким словцом и тычками выстраивая солдат в линию. А сзади, из леса, все напирали и напирали новые солдаты.

Отодвинув меня плечом, вперед прошел плотный плечистый мужчина в генеральском золотом шарфе. Но направился не к Нелидову, а напрямик к тому дереву, с которого недавно спрыгнул Степан. Миг — и генерал уже карабкается по ветвям на облюбованный нами наблюдательный пост.

— Строимся, строимся!

Я-то чего стою? Я же капрал! Кручу головой, оглядываю напирающую из рощи массу солдат в красном и пытаюсь хоть как-то направлять группы солдат, но людской поток подхватывает меня и выносит к самому началу поля.

— Правее забирай! Линию! — надрывается Годарев.

— Куда прешь! Вон туда встань! — вторит ему Ефим, подталкивая этого же солдата в другую сторону.

Вдруг над всем этим людским морем раздался зычный крик с заметным немецким акцентом:

— Полк! Слушай мой команда!

Да так громко, так властно, что на какой-то миг замерли даже те, кто буром пер из рощи и не видел происходящего впереди.

Кричал тот самый генерал с дерева.

— В штыки! Товсь!

Наша ставшая уже достаточно плотной толпа азартно загудела.

Я стоял как раз между деревом и капитаном Нелидовым. На лице капитана мелькнуло удивление вкупе с недовольством. Генерал спрыгнул с дерева и размашисто хлопнул Нелидова по плечу.

— Нельзя дать время. Успеют встать в линию — все пропало.

Нелидов наклонил голову в полупоклоне и сделал шаг назад. Генерал вскинул шпагу вверх и заорал так, что у меня начало зудеть в барабанных перепонках:

— В штыки! УРА!!!

Толпа подхватила крик словно стадион в матче Лиги чемпионов.

— Ура-а!!!

И людская лава красным выплеснулась из рощи в направлении только-только разворачивающих свой строй батальона пруссаков.

— Ура! — кричу я изо всех сил и не слышу себя, мой голос тонет в общем гуле.

Бегу вместе с всеми, стараясь не терять из вида хотя бы Сашку и Степана. Остальное свое капральство я растерял за время хаотичного марша по лесу. Мы мчимся без всякой линии, не соблюдая какого-либо строя. Просто летим вперед сломя голову, стараясь как можно быстрее преодолеть эти несчастные сто с лишним метров до смешавшегося в перестроении врага.

Прямо передо мной группа всадников. Генералы, офицеры, Лопухин со свитой, пруссаки и человек в черном. Чуть левее за группой конных — суетящийся батальон пруссаков, который, дрогнув от наших криков, в процессе перестроения пятится назад. Похоже, их офицеры и ундера тоже в растерянности. Так заняты разворачиванием строя, что забыли приказать солдатам примкнуть штыки.

— Ура-а! — летит над полем многоголосый рев.

До переднего всадника остается несколько шагов, я выставляю штык вперед и ускоряюсь. Но еще быстрее летит Сашка. Обгоняет меня, замахивается мушкетом… Всадник поднимает коня на дыбы и рубит саблей, Сашка подставляет под удар ствол и проваливается дальше, а я пригибаюсь, выставляю перед собой мушкет и впечатываюсь всем телом в живот вставшему на дыбы коню. Вскользь прилетает чем-то по голове, кажется, сбило треуголку и парик, соседи справа и слева бьют штыками лошади по задним ногам. А в спину мне упирается людская толпа. Свалка, короткая пауза и… конь с истошным ржанием заваливается на спину, погребая под собой всадника. Я спотыкаюсь о тушу, лежащий на спине конь дергает распоротой задней ногой, перебрасывая меня вперед… Ружье вылетело из рук, я распластался было на траве, но тут же поднялся и потянул из ножен шпагу. В голове гудело, онемела нога, по которой неизвестно откуда прилетел удар, но я все еще жив.

— Das haben wir nicht so vereinbart! — заорал оказавшийся рядом человек в черном в сторону генерала Лопухина, но в его коня уже врубились несколько наших пехотинцев, и через миг его захлестнул поток наших солдат.

Прихрамывая на правую ногу, ковыляю со шпагой в руке мимо генерала Лопухина и его свиты, мимо сбившихся в круг конных прусских офицеров, размахивающих саблями, вперед, туда, где клубится неровная толпа солдат в синем.

— Ура!

На давно забытом рефлексе вхожу в толпу неприятеля, словно на «третьем тайме» околофутбола: ногой в живот, рукоятью шпаги — в голову, левой опираясь на ствол выставленного куда-то в сторону вражеского мушкета. Плотно попадаю в парик врага и проседаю вслед за нокаутированным телом. Падаю, прижимаю пруссака к земле, и на мою спину тут же встают чьи-то башмаки, вдавливая нас с противником в землю.