А что тут сделаешь? Надо идти! Он меня ждет вон там, у шатра рядом с предмостным укреплением. Там и начальник инженерной команды, и наш ротный писарь с ведомостями, и Архип… Ну зашибись я спалился. И ведь так мужик из электрички уговорил меня пожертвовать Никитой, чтобы человек в черном думал, что я мертв. А я теперь такой красивый — здрасьте!
Его куратор ведь наверняка даст ему знать, что рядом с ним другой гость из будущего. Как и мне. Эх!
Через переправу шла последняя рота Муромского полка. Вслед за ними неспешно выдвинулась небольшая группа солдат в мундирах инженерного корпуса. Мост долго был под нагрузкой, наверняка в понтоны опять вода набралась. Надо вычерпывать.
Небольшое затишье. Следующим пойдет обоз Воронежского полка. Вон, их офицер-порученец попрощался с Чижевским, вежливо кивнул человеку в черном и поехал в сторону своего лагеря. Теперь пока они соберутся, пока то да се… Их обоз на переправу зайдет не раньше чем через час.
Человек в черном. Стоит такой, с Чижевским о чем-то любезничает. А Чижевский-то явно чувствует себя не в своей тарелке. По лицу видно, что разговор ему неприятен. О чем они говорят-то? Жаль, что я немецкого не знаю.
Рядом с шатром оборудована коновязь, слуги подпоручика Чижевского сноровисто чистят коней, в поилке — свежая вода и овес. Я так и не придумал, что делать, потому притворяюсь, что у меня какое-то дело к обихаживающим лошадей слугам. Приветствую кивком стоящего в карауле у шатра Силу Серафимовича, встаю неподалеку от коновязи и таращусь на то, как денщик орудует щеткой.
Еще пару шагов — и надо будет как-то начинать разговор. А мне с ним говорить-то не о чем. Не, не со слугами. С этим, с Альбрехтом. Вот со шляхтичем — я бы поговорил. А с человека в черном мне просто надо взять виру на Никиту.
Это ведь он заказал батракам нападение на солдат, я точно знаю.
Господин Альбрехт вдруг начал крутить головой, будто что-то почувствовал.
Что у него там? Гудок электрички, как у меня? Или еще что?
Снимаю с плеча мушкет, ставлю приклад к ноге.
Вот сейчас бы садануть ему в спину — и вся недолга. А что потом? Да пофигу. В бега подамся. Тут все-таки не двадцать первый век. Камер наблюдения нет, к документам требования весьма условные… Что-нибудь придумаю.
Раздался перестук копыт. Человек в черном встрепенулся, повернулся к дороге, и, разведя руки, с издевкой произнес:
— Bah! Was für Leute besuchen uns!
Понятия не имею, что он сказал. И кто это там? Делаю шаг вперед, чтобы увидеть дорогу.
Всадник на серой в яблоках лошади. Бурый кафтан, камзол с подбоем, все, как описывали Ефим с Архипом. А на ногах — берцы. Понятно, что глаз цепляется. Не самая обычная обувь для конного.
— To naprawdę byłeś ty! Wiedziałem! — воскликнул всадник, развернул коня в сторону дороги и помчался прочь.
А говорил он на польском. Что-то вроде «я так и знал, что это ты» или как-то так.
— Stój, gnoju, nie uciekasz! — крикнул ему вслед человек в черном.
О, и этот переключился на польский. Ругается. Блин, тут, похоже, все полиглоты, один я, калека, языков не знаю.
Господин Альбрехт — или как его там, — размахивая руками, заорал по-немецки на слуг Чижевского, потом с силой оттолкнул одного из них и сам принялся седлать своего вороного скакуна.
Слуги бросились было ему на помощь, но подпоручик Чижевский жестом их остановил.
— Что-то случилось, господин Альбрехт?
Ух ты! А молодой офицерик, оказывается, умеет издеваться!
— Scheise! — выругался саксонец, затягивая подпруги.
Так. А я-то чего стою?
Шляхтич ускакал по дороге направо, в сторону Бауски. Саксонец, судя по всему, бросится его догонять. А настигнет он его… В полуверсте отсюда есть место, где большак пересекает небольшой ручей. И вот буквально вчера обоз Белозерского полка, шедший на Бауску, размесил там дорогу в полную слякоть. Верхами не проехать, придется спешиваться и почти сто метров вести коня через грязь в поводу. Если наши инженеры сегодня не ходили туда чинить дорогу — то именно там саксонец настигнет шляхтича.
А если пойти не по дороге, а вдоль берега реки по маршруту моей утренней пробежки, то можно срезать сотню метров. Есть шанс успеть к их разборкам.
Только надо все делать быстро.
Срываюсь с места и лечу к своему капральству.
— Степан! Поднимай шестак! Бегом марш!
Я бежал через зеленеющие молодым листом заросли, сшибая тонкие ветки, и ругался.
Вот почему все так не вовремя, а? Степан выбежал вместе со мной, но существенно отстал. Сил не осталось, сказалась недавно закончившаяся тренировка. Сашка и остальные из шестака мало того, что тоже выдохшиеся, так они еще и одеться не успели. Отдыхали в одном исподнем, блин горелый. На солнышке нежились. Второй шестак дюжины только-только обедать сел, их вообще сдернуть с места — задача на четверть часа. Поднимать дюжину шлиссельбургских сироток тоже было некогда, они сейчас нагло дрыхнут после обеда. Кричать Ефиму, чтобы своих с вала снял да за мной послал? Об этом я не подумал. Решил, что обойдусь своими силами. А эти самые свои силы — копуши, елки-палки.