Капрал Серов: год 1757

Снимаю с мушкета ремень, тянусь к ноге накладывать жгут. Говорю успокоительным тоном:

— Не, братец. Хреновый из тебя Левандовски. Что ж ты какого-то саксонца одолеть не смог, а? Ведь «Бавария» всегда «Лейпциг» уделывала!

Шляхтич дернулся и уставился на меня мутным от промедола взглядом.

— Какой такой Левандовски? — спросил он с заметным акцентом.

Я заканчиваю копошиться с ногой. Блин, ранец в лагере оставил. О, а вон у него поясная сумка раскрыта. Это он оттуда промедол вытащил? Значит, там… ага, точно, вот бинт. Достаю, разрываю упаковку.

— Ой, да не притворяйся, что не знаешь капитана сборной Польши по футболу. Какой же ты поляк тогда, а?

Шляхтич откинулся на спину и прошептал:

— Polska drużyna narodowa… Czy naprawdę to zrobiłem?

— Что? Извини, друг, я по вашему не шибко шпрехаю. Так, нахватался слегка у купчин, пока в Якобштадте стояли. Ага, с ногой все, давай сюда живот. Убери руку. Убери, говорю! Да не бойся ты!

Шляхтич схватил меня за руку с бинтом.

— Да не бойся, говорю! Дай повязку-то наложить! Сдохнешь же!

А он смотрит на золотистую ленту на рукаве моего камзола. Отпустил мою руку и пробормотал:

— Так ты капрал? Вот я дурак-то! — шляхтич сдавленно засмеялся, из раны на животе проступили кровавые пузыри. — Мне как сказали, что Россия игрока ввела, — я всю свою агентуру на уши поставил. Только искал-то среди офицеров. А ты — капрал! Нижний чин! Ох, русские! Вот кто бы догадался, а?

— Ты сильно-то не говори, тебе вредно, — приподнимаю ему туловище, чтобы пропустить бинт под спиной. Запах от его раны идет такой… гадковатый. Не только кровью пахнет. Кишки пробило, что ли?

Он посмотрел мне в глаза и отрицательно покачал головой.

— Ты меня не вытащишь, русский. Мне крышка.

— Это мы еще посмотрим! — буркнул я и продолжил бинтовать.

— Расскажи лучше про Польшу. Как она там?

— А ты забыл, разве? Давно здесь?

— Давно. Десятый год.

— Ишь ты. Да нормально все с твоей Польшей. Вон, в две тысячи двенадцатом году чемпионат Европы по футболу у себя провели. Ваш Левандовски голы клепает один за одним, что за сборную, что за «Баварию». Ну, яблоки там, еще всякое по мелочи. С нами, правда, все как всегда — ссоримся да миримся. Все как обычно, в общем.

Шляхтич вымученно улыбнулся и опять ухватился за мою руку с бинтом.

— Спасибо тебе, русский. Ты вот что. Спрашивай, пока я в сознании. Отплачу тебе за хорошие новости как смогу. Скоро укол отойдет — и все. Больше не свидимся.

Моя рука на мгновение замерла. Что, так ничего и не делать, что ли? Да ну! Продолжу бинтовать, разговору это не мешает. Хуже нет, когда человек умирает, а ты просто сидишь в сторонке. Так хоть видимость создам. Чтобы потом мог честно ответить самому себе — я сделал, что мог.

— Не знаю, что и спросить. Меня ж никто не инструктировал. Живу здесь уже год. Вот, служу потихоньку.

— Что, русский, у вас как всегда? Меньше знаешь — крепче спишь? Какая-то болезненная страсть к секретам. Ты вот что скажи. Шведа кто из игры выбил? Ты или этот? — шляхтич кивнул в сторону дороги и поморщился.

— Ну я. Но там случайно вышло. Он сам на меня вышел, да не справился.

— Ясно. А я, значит, на берцах попался? Вот чувствовал же, что не надо их надевать. Расслабился, зазнался — и вот, пожалуйста.

— А этого саксонца, — киваю в сторону дороги, — как найти? У меня к нему счет, знаешь ли.

Шляхтич криво ухмыльнулся:

— С чего ты взял, что он саксонец? Саксонского игрока я сам убил, лично. Еще прошлой осенью. А этот — пруссак, самый настоящий. И замашки у него ого-го. Говорит, что он не за Пруссию, а за всю Германию играет. Имперец чертов. За эту свою империю он ганноверского игрока убил и баварского почти достал. И вот теперь меня… Силен, сволочь!

— А чего ж он тогда саксонцем назвался?

— Так кто здесь разберет, каких земель он немец? А саксонцы — они вроде как союзники, но при том не австрияки.

— Так где его достать-то?

— Для этого надо понять, как он здесь оказался. Он же должен был быть в Вене. С баламутами всегда так. Скачут по планете, как блохи, снуют туда-сюда…

— А ты?

— Что я?

— Ты кто? Баламут или стабилизатор?

Шляхтич внимательно посмотрел на меня и со смехом просипел:

— Ну ты, русский! Это надо же, а?

Я обиделся:

— А что не так?

— Так ты что, стабилизатор, что ли? Надо же! Это что, вот такую ситуацию твой куратор хочет зафиксировать? Да это было надо делать четверть века назад, еще при Петре! Вот когда фиксировать надо было! А не сейчас! Стабилизатор, надо же… Вы, русские, всегда опаздываете. Всегда.

А ему все хуже и хуже. Вон после такой речи дыхание переводит и морщится.

— Хотя, может, вы и правы. От вас никогда не знаешь, чего ожидать. Вот и сейчас. Твой куратор, похоже, единственный из всех, кто призвал стабилизатора. Остальные-то все…

— И ты?

— И я.

— И как? Много набаламутил?