Капри - остров маленький

— О! Граф, — обратилась Мейджори своим самым светским голосом, — не позволите ли вы ему задержаться у меня? Мне нужно с ним побеседовать.

Танненфурт сделал застенчивый жест рукой, как бы говоря, что его не стоит принимать во внимание, что только от излишней доброты можно спрашивать его мнение. И с высоты его двухметрового роста раздался смущенный смех.

— Ладно! — тяжело вздохнул Вос. — До скорого, старина, — попрощался он с Танненфуртом, который пошевелил немного ногами, а затем повторил свой поклон, придав своему телу форму тупого угла.

— Мейджори, — рассердился Вос, — ты просто невозможна! Я ни о чем не хотел говорить в присутствии Танненфурта, истинная правда! Что он подумает? И к тому же теперь мне придется идти домой одному, — закончил он жалобным голосом.

— Ну так останься у меня до завтрашнего утра.

Однако на первом же повороте дороги Танненфурт горестно покачал головой.

— Ах! Я должен был что-нибудь сказать, — пробормотал он.

И он тщательно выговорил:

— Матам, если Фос фсехта предпоштет мне только таких красифых шенщин, мы фсехта путем корошими трусьями.

И он еще раз удрученно покачал головой.

— Нет! — повторил Вос в саду.

Госпожа Уотсон пыталась увлечь его за собой в дом:

— Останься со мной, Станни. Так грустно быть ночью одной.

— Нет, не могу…

— Но ведь один раз ты уже смог.

— Это было смеха ради, — твердым голосом возразил Вос.

— Смеха ради?

Мейджори выпустила его руку.

— В общем, это было только один раз. Один раз — совсем другое дело.

— И тебе было неприятно?

— О!.. — воскликнул Вос, поднимая руки. И очень громким голосом:

— Да, было приятно. Но я не хочу оставаться.

— Но почему? Разве ж это трудно?

Трудно? Со стороны могло показаться, что Вос на мгновение задумался, спрашивая себя, было ли это действительно трудно.

— Нет, — повторил он более спокойно. — Я не могу. Об этом все будут знать. Здесь все всё знают. И скажут, что я твой альфонс. У тебя слишком много денег, Мейджори, миленькая, ты в этом не виновата.

Тон старшего брата.

— Но все будут говорить, что я твой альфонс, понимаешь. Бедный Вос. И ты со всеми своими деньгами… У тебя может даже появиться желание дать мне их. А я этого не хочу!

Они подошли к дому и стояли чуть повыше водосборника. В свете луны его цементная поверхность, разрезанная тенью от пальмы, казалась бледной и пустой.

— Потому что у меня слишком много денег, — произнесла Мейджори.

И она рассмеялась своим смехом больного ребенка, своим обычным безрадостным смехом.

— У меня не слишком много денег, Станни. У меня украли мой чек.

— Не может быть… ты, наверное, потеряла его.

— Или я его потеряла. Но у меня его больше нет. И он был последний, Станни.

— Твой последний что, дорогая?

— Ну, мой последний чек.

Она кричала:

— Мой последний чек. Теперь у меня ничего нет. У меня он был один-единственный, и он исчез.

— О чем ты говоришь?

— О том, что у меня больше нет денег, ни одной лиры, ничего, ты можешь это понять?

Нетерпеливым жестом своей длинной руки Вос охватил дом, сад.

— Но ты живешь здесь, ты платишь, у тебя вилла…

— Еще на несколько дней, Станни! Она у меня только на несколько дней. Станни, Станни!

Она зарыдала. Вос притянул ее к себе.

— Моя дорогая, бедняжка, я не понимаю. Ты не должна так убиваться из-за того, что у тебя украли чек. Тебе пришлют деньги из Америки.

— У меня больше ничего нет в Америке.

— А твоя квартира в Нью-Йорке?

— Я никогда не была в Нью-Йорке. Я жила в Боулдере. В Боулдере, Станни.

Мейджори зарыдала еще громче. Она прижалась к нему, уткнув лицо в его пуловер, пытаясь обхватить его своими руками.

— Но что такое Боулдер?

— Город, Станни. Совсем маленький городок. Когда мой муж умер, я взяла все деньги, которые оставались, и уехала. Я хотела жить, Станни, жить, по-настоящему — вилла, слуги… и любовь. Только один год. Я подсчитала, что смогу прожить так один год. А потом все покинуть… Станни!

— И у тебя действительно больше ничего нет?

— Ничего, Станни. Ах, какой же ты нехороший, ну почему я не познакомилась с тобой сразу? Все эти мужчины, которые ничего мне не дали. А теперь осталось всего несколько дней.

Она прижалась к нему еще сильнее, страстно потерлась лицом о его пуловер.

— Несколько дней, Станни. Почему ты не хочешь подарить мне несколько дней? Без тебя получится, что у меня вообще ничего не было, совсем ничего. Через несколько дней все будет кончено…

Вос отстранился немного, взял ее за подбородок и приподнял ее маленькое, блестящее от слез лицо.

— Что кончено? Что ты собираешься делать?

Она смотрела на него. Одна половина его лица была в тени, другая — освещена луной. И такой невинный вид. Несмотря на все его грубые слова, Вос иногда походил на ребенка.

— Я уеду, — сказала она.

— Куда?

— Вернусь в Боулдер.

На склоненном к ней лице Boca витало выражение беспокойства и растерянности.

— У меня там есть работа. Я вернусь к ней. И буду думать о тебе.

Она отодвинулась от него, достала платок и высморкалась.

— У меня уже есть билет на пароход.

— Бедняжка моя, — проговорил Вос, — это будет тяжело…

— Да нет, — возразила она.

Внезапно Вос взял ее за руку:

— Тогда пошли…

— Письмо с нарочным, синьор, — сообщил служащий.