Капри - остров маленький

Мафальда тихо засмеялась, как бы про себя. Вытянувшись возле нее с закрытыми глазами, Андрасси позволил себе расслабиться. Искать, искать, зачем искать? Все ему вдруг показалось лишенным какого-либо смысла. Форстетнер, Сандра — на мгновение возникшие призраки, которые уже растворялись в воздухе. На этих горячих досках возникала другая правда. Занимавшее свое место во времени и пространстве, на границе бытия и небытия, мгновение медленно растворялось в лазури, а вместе с ним и все эти распростертые, заброшенные тела, плывущие по воле судьбы, готовые вот-вот погрузиться в пучину. Бесси Амберсфорд дремала в шезлонге, похожая на большую кучу разноцветного тряпья. Какой-то молодой англичанин обхаживал ее. Из-за ее имени, очевидно, потому что иначе…

— Какой дурак! — произнесла леди Ноукс, даже не пытаясь понизить голос.

— Вы угостите меня оранжадом? — спросила Бесси.

— О! Разумеется.

Англичанин наклонился, протянул ей руку. Она не любила оранжад, но за маленьким прилавком, установленным на помосте, ничего другого не продавали, а Бесси не любила упускать проявлений любезности. Англичанин протянул тысячу лир. Чтобы дать сдачу, человек за прилавком открыл свой ящик, где находились часы, браслеты, бумажники, которые отдали ему на хранение купающиеся.

— О! — воскликнула Бесси.

Склонившись над прилавком, она отодвинула руку человека и заглянула в ящик.

Андрасси встал, чувствуя себя немного одурманенным, ощущая пустоту в голове, он посмотрел вокруг себя — на камни, на море, синее около берега, но к горизонту обретавшее свинцовый оттенок, как у тех оловянных подносов, которые были когда-то в ходу в салунах на Аляске, еще во времена первопроходцев. А на дощатом настиле лежали распростертые женщины, мужчины, раскинувшие руки и ноги, — карикатурные распятия; а огромное солнце из глубины своего небосвода вколачивало им в руки свои длинные желтые лучи.

Андрасси быстрым шагом возвращался на виллу. На этот раз он встретился с Сандрой недалеко от виллы Сатриано, за виноградником, который служил им хорошим укрытием. И воспользовался этим, чтобы побыть с ней подольше. Он отсутствовал около двух часов. Форстетнер, конечно, должен был это заметить. Андрасси ускорил шаг, вбежал по лестнице, которая вела в сад. Бац! Форстетнер был именно в саду, перед цинниями. Расположившись в шезлонге, обложенный газетами, мрачный, он выглядел посреди цветов серым, как катушка для ниток, как старое трико.

— А, вот и ты! — сказал он.

Он встал и грубо схватил Андрасси за руку.

— Пойдем-ка ко мне в комнату!

И как только они переступили порог, несмотря на настежь открытое окно, выходящее в сад (в проеме окна стояла прекрасная роза, совсем одна), закричал:

— Ты откуда сейчас?

— Ходил прогуляться, — ответил Андрасси.

— Прогуляться!

Форстетнер оставался в своей панаме, нахлобученной на лоб. Из-под нее сверкали его серые глаза. В комнате было совсем светло. С потолка ниспадала большая белая волна кисейной сетки против комаров.

— Прогуляться!

В его голосе смешались накопившиеся обиды и удовольствие от возможности, наконец, расквитаться за них. Он придвинулся ближе к Андрасси.

— Мелкий негодник! А ведь я тебя предупреждал.

Одетый во все серое, он выглядел невероятно тусклым рядом с этим высоким загорелым юношей в синей рубашке и полотняных шортах.

— Надеюсь, ты не будешь отрицать, что я предупредил тебя?

— Но, Дуглас, я уверяю вас…

— Он меня еще уверяет! Ты, значит, прогуливаешься? Хорошенькие прогулки. С миленькими дамочками.

— Нет.

— Идиот, ты что, думаешь, что живешь в пустыне?

Обдавая Андрасси своим кисловатым дыханием, словно от вина, оставленного в графине, в который попали мухи, он произнес:

— Это же Капри, мой милый. Ты думаешь, что здесь можно прогуливаться с милыми дамочками и чтобы об этом никто не узнал? Это здесь-то?

Со стороны могло показаться, что в какой-то момент удовольствие от демонстрации знаний местных особенностей пересилит в нем злость. Нет, злость вернулась. Он продолжал:

— Я же тебе запретил. Запретил! — произнес он срывающимся голосом. — Но я оказался настолько глуп, что поверил тебе.

Иногда его голос скрипел, как деревянная поверхность, по которой провели ногтем. Форстетнер придвинулся еще ближе, понюхал с отвращением, морща свой красный нос, состроил гримасу.

— От тебя воняет женщиной!

— Неправда!

Сандра совершенно не пользовалась духами, и от нее мог исходить только запах хлеба или стирки.

— Как это неправда! Я знаю все. И всегда буду знать.

Лицо его выражало настоящую ненависть. Андрасси ничего не понимал.

— Это правда, да или кет?

— Да, — ответил Андрасси.

Форстетнер задрал лицо еще выше.

— Мелкий негодник!

И его рука вцепилась в рубашку Андрасси.

— Довольно, — остановил его Андрасси.

Он схватил Форстетнера за запястье и хотел вырваться, но тот держал крепко. Они так и остались стоять, друг против друга: рука одного на запястье другого, серые маленькие глазки Форстетнера на морщинистом лице, густые брови Андрасси.

— Я вам запрещаю оскорблять меня, — возмутился Андрасси.