Капризы и сюрпризы романтического воображения

Любила ли его Анна – сказать сложно. Доверяла, уважала, испытывала искреннюю симпатию, чувствовала необъяснимый магнетизм, потребность в физическом контакте, восхищалась талантами и достижениями, интересовалась потребностями и предпочтениями.

Она была натурой восприимчивой, цельной, потому убедила себя, что благополучие семьи и брака – достоянная для женщины цель, несмотря на обязательства, сковывающие по рукам и ногам

Анна, привыкшая больше всего на свете ценить свободу, в том числе в интимных отношениях, уступила его страстной настойчивости, согласилась жить вместе, покорилась перспективе добровольного принятия массы ограничений и социальных условностей.

Пётр тогда привёл избыточное количество доводов в пользу постоянных отношений, обещал не ограничивать ни в чём, кроме интимных связей на стороне, а сам…

Анна негодовала. Она закипала, едва сдерживалась в приступе праведного гнева.

Все нюансы совместной жизни казалось бы были учтены, обсуждены заранее, включая последствия адюльтера.

Как же подло с его стороны взять и изменить.

Для чего ему был нужен этот брак? Они и до этого встречались в постели довольно регулярно.

Анне нравился его молодецкий задор, впечатляющий, неудержимый  темперамент, стремление выложиться до конца, сочетание богатырской силы с чувственной нежностью.

Женщина любила секс и не скрывала этого, в том числе от Петра. Он знал до свадьбы, что Анна встречалась не только с ним. До свадьбы.

Она могла уступить нескромным, выходящим в мелочах за рамки приличий желаниям мужа.

Если он горел желанием получить оральные ласки или опробовать немыслимую позу, Анна с ироничной улыбкой уступала, но затем  останавливала эксперимент, предпочитая традиционный секс.

Чего Петру не хватало, что заставило так цинично с ней поступить?

Когда Анна нервничала, её мозг интуитивно перехватывал инициативу, заменяя волнение творческим азартом.

Основным увлечением женщины, можно сказать смыслом жизни, было конструирование женской одежды.

Анна выдумывала и творила безудержно, получая от процесса создания нарядов интеллектуальное и эстетическое наслаждение, причём не меньшее, чем от секса. Но у неё был пунктик: женщина в любимом увлечении, как и в любви, не могла, не умела быть корыстной.

Женщин, желающих шить у неё наряды, было много, но Анна не была ремесленником, творила долго и тщательно, поэтому бралась только за те заказы, которые будили творческий азарт.

Превращать хобби в заработок Анна не желала категорически. Чтобы иметь достаточно времени на любимое занятие и не числиться в тунеядцах, работала дворником в жилконторе.

Одевалась она до безобразия просто. Шедевры создавала только для других, предпочитая ходить в простеньких, как ей казалось, ситцевых платьишках, в приталенной телогрейке и растоптанных ботинках.

Удивительно, но в такой одежде Анна выглядела настолько потрясающе, что непристойные предложения получала по несколько раз за день. Причём не от местных алкашей или женатых страдальцев, от кавалеров, разъезжающих на Лексусах и дизайнерских автомобилях представительского класса.

Отказывала женщина не всегда. Секс обожала. Но домой к себе туристов не допускала. Исключение было сделано лишь для Петра.

И вот итог.

Создаваемые портнихой наряды всегда были неповторимо оригинальны, безупречно подогнаны, эстетически безукоризненны, элегантны. Вот только денег за свою работу она никогда не брала. Это было любимым делом, призванием.

Анна считала, что творчество обязано быть бескорыстным. Теми же правилами руководствовалась и в любви.

Именно по этим причинам она не хотела связывать себя до поры браком, однако поддалась соблазну, теперь расплачивается за доверчивость и отступление от собственных правил.

На волне зудящего напряжения, чтобы отвлечься, расслабиться, Анна погрузилась в творческий экстаз: схватила альбом,  принялась рисовать эскиз за эскизом, потом долго колдовала с подбором тканей.

Нечаянно брошенный за окно взгляд оповестил о том, что наступает утро. Скоро на работу, а нечестивого мужа всё нет.

Творческая активность моментально уступила место болезненным эмоциям. Измены она не потерпит.

Вон! Вон из её сердца, из её дома.

Анна решила стереть из жизни и памяти вероломного отступника, к чему тут же приступила: разложила вещи Петра на закроечном столе, принялась ловко, с энтузиазмом кромсать их портняжными ножницами, самозабвенно увлеклась этим динамичным, разрушительным процессом, словно создавала очередную нетленку.

Она всё делала с азартом, даже двор мела, словно рисовала очередной эскиз, любила создавать, но из-за неверности Петра получила разрушительный импульс, которого неожиданно сама и испугалась.

Очнулась, когда вещи мужа превратились в ворох утиля.

Анне вдруг стало стыдно, что её интеллигентную, добродушную сущность победила животная энергия.

С чего бы так переживать? Пришёл ниоткуда и уйдёт в никуда: диалектика.

Нечего было начинать.

С самого начала было понятно, что семья без взаимной любви и возвышенных отношений – авантюра.