Капризы Клио

– Что такое? Почему? – вскричала она раздраженно, но голосу ее недоставало твердости. – Вы хотите, чтобы я разочаровала своего верного Себастьена, который меня так любит и всегда готов за меня голову сложить?

– Понимаю… Себастьен значит для вас больше, чем я…

– Что за глупости! Он просто преданный слуга.

– А я – нет? Вы не верите, что отныне единственной целью моей жизни будет верная служба моей королеве? О, простите мне мою слабость. Меня сегодня гнетут недобрые мысли. Идите, если вы должны идти. Но дайте мне хоть какое-нибудь заверение вашей любви, какую-нибудь безделицу в знак того, что придете завтра снова и больше меня не покинете.

Мария внимательно посмотрела ему в лицо – еще недавно такое молодое и привлекательное, а сейчас изрытое подживающими язвами, – и сердце ее дрогнуло. Но она помнила, что за дверьми ее дожидается Босуэлл и может подслушать их разговор, поэтому она сдержалась, сняла с руки один из перстней и надела его на палец Дарнли.

– Пусть вас утешит этот залог, – сдавленно проговорила королева и с этими словами вырвалась из его рук и поспешно направилась к выходу.

Позже Марии Стюарт более всего остального вменяли в вину именно этот жест с подаренным перстнем. Граф Марри осудил его как самый подлый поступок во всей этой трагедии, но, возможно, королева в ту минуту стремилась как можно скорее покончить с непереносимой сценой, лишившей ее присутствия духа, и сделала первое, что пришло в голову.

Уже держась за резную ручку двери, она вдруг замешкалась и обернулась лицом к мужу. Дарнли улыбался, и сердце Марии затопил ужас от сознания совершаемого ею предательства. Потрясенная, она, видимо, хотела как-то предупредить Дарнли, но тут же поняла, что любое неосторожное слово только ускорит развязку и обернется трагедией уже для нее самой и стоящего снаружи Босуэлла.

Борясь со своим малодушием, она вызвала в памяти образ Давида Риццо, которого Дарнли на ее глазах отдал на растерзание головорезам; она повторяла про себя слова проклятий и клятву возмездия, вспоминала иудин поцелуй и силилась найти себе оправдание. Но не находила его. Мария была истинной женщиной: никакие доводы разума не способны были подавить переполнявшее ее душу чувство. Нет, не оправдание она увидела в мысли о Риццо, а, напротив, возможность предупредить Дарнли.

Рука Марии, вцепившаяся в ручку двери, побелела от напряжения. Пристально глядя в глаза короля, пытаясь внушить ему этим взглядом скрытый смысл своих слов, она медленно произнесла:

– Год назад, приблизительно в такую же ночь, был убит Риццо, – и исчезла за порогом.

Перед лестницей королева остановилась и, повернувшись, положила руки на плечи Босуэлла, шедшего следом.

– Неужели это должно случиться? Неужели это необходимо? – прошептала она со страхом.

Глаза Босуэлла блеснули в полумраке; он наклонился к ней и, притянув к себе за талию, ответил вопросом на вопрос:

– А разве это не будет справедливо? Разве он этого не заслужил?

– Справедливо-то справедливо, – со вздохом сказала Мария. – Но мне не дает покоя мысль, что мы извлечем из этого выгоду.

– И на этом основании мы должны его пожалеть? – Босуэлл жестко взглянул на нее, но тут же коротко рассмеялся и настойчиво увлек королеву вниз по ступенькам. – Пойдемте! Вас ждут на балу.

Мария подчинилась его воле и шагнула в колею своей судьбы. На улице их ждали оседланные лошади, свита вооруженных дворян и полдюжины слуг с горящими факелами в руках. Какой-то человек выступил вперед, чтобы помочь королеве сесть в седло. В первое мгновение Мария этого человека не узнала – его лицо и руки человека были покрыты сажей, – но когда он назвал себя, нервно рассмеялась:

– Боже мой, Парис, вы тоже на маскарад? – И в окружении своих факельщиков и стражей поскакала в Холируд.

Дарнли лежал в своей опочивальне и размышлял над последними словами королевы. Он вспоминал интонацию Марии, ее пристальный взгляд, и все более убеждался, что сказаны они были неспроста, что за ними скрывается какая-то подоплека.

Год назад… Дэйви… Приблизительно в такую же ночь…

Между тем до годовщины гибели Риццо оставался еще целый месяц. И почему, прощаясь, она напомнила ему о том, что обещала забыть? Ответ напрашивался сам собой. Мария хотела предупредить его об опасности. Дарнли вновь задумался о достигших его ушей слухах, о крэйгмилларском заговоре и о предупреждении лорда Роберта. И еще он вспомнил слова королевы в день смерти Риццо:

« – Негодяй! Забудьте мою привязанность… Я же ничего не забуду.» – А потом ее яростный крик: – «Jamais! Jamais je n'oublierai!»

Но тут Дарнли взглянул на перстень – талисман возвращенной ему любви, и накативший было на него ужас так же быстро унялся. Конечно же, прошлое мертво и похоронено. Опасность, может быть, ему и угрожает, но Мария оградит его своей любовью, защитит не хуже стальных доспехов. Завтра, когда она придет, он прямо спросит ее, и она искренне ему все расскажет. А пока следует принять меры предосторожности на сегодняшнюю ночь.