Дарнли послал пажа запереть все двери в доме. Юноша сделал, как он велел, но одна дверь, ведущая в сад, осталась лишь прикрытой: на ней не было засова, а ключ куда-то запропастился. Однако, видя, как неспокоен господин, паж решил не сообщать ему об этом обстоятельстве.
Король приказал пажу подать ему псалтирь, чтобы почитать перед сном. Паж задремал в кресле. Минул час, и короля тоже стало клонить в сон. Около двух часов пополуночи он внезапно пробудился и резко сел в постели, тревожно прислушиваясь. Сквозь стук колотящегося в груди сердца он услышал какие-то звуки, напомнившие Дарнли о гуле, привлекшем его внимание во время визита королевы. Звуки доносились снизу, из ее комнаты; затем все снова погрузилось в тишину.
Дарнли задул свечу, выскользнул из-под одеяла и, подойдя к окну, стал наблюдать за садом. В неверном свете молодого месяца мелькнула чья-то тень. Скованный страхом, король продолжал наблюдение и вскоре убедился, что тень ему не почудилась. Среди деревьев двигалась даже не одна, а несколько теней. Он заметил, как кто-то выскочил из дома, пересек лужайку и слился с неясной группой людей.
Что им здесь нужно? Королю будто снова кто-то шепнул на ухо: «В этот же час год назад был убит Риццо.»
Дарнли сорвался с места, метнулся к креслу и стал неистово трясти спящего пажа за плечо.
– Мальчик, да проснись же наконец! – сиплым шепотом бормотал король. Он хотел крикнуть, но голос ему изменил; дыхание с хрипом вырывалось из груди.
– Проснись, нас окружили враги!
Юноша очнулся, и они вместе выбежали из спальни. В темноте они ощупью добрались до окна, выходящего на противоположную сторону дома, Дарнли осторожно открыл его и послал пажа назад в комнату за простыней. В страшной спешке привязав простыню, они спустились по ней в сад и побежали к стене ограды.
Мальчик бежал впереди; король, так и оставшийся в ночной рубашке, за ним. Зубы его стучали от холода и страха. И в этот миг почва у них под ногами вздыбилась, и их с неимоверной силой швырнуло ничком наземь. Яркая вспышка и ужасающий грохот взрыва прорезали ночь; казалось, раскололся весь мир.
Несколько секунд король и его паж лежали оглушенные и неподвижные, и лучше бы им еще какое-то время не двигаться. Но Дарнли первым пришел в себя и, пошатываясь, поднялся на ноги. Юноша тоже зашевелился. Король помог ему подняться и, освещенные всполохами пожара, поддерживая друг друга, они снова двинулись к ограде.
Сзади послышался негромкий свист. Король оглянулся и увидел горящие руины дома, за которыми можно было различить силуэты людей. Дарнли понял, что его заметили. Его выдала белая ночная рубашка.
Крик застрял в его горле; он кинулся к стене. Паж, спотыкаясь, побежал следом. Сзади их нагонял лязг железа и топот двух десятков сапог. Через мгновение беглецы были окружены.
Король отчаянно заметался в поисках выхода из западни, но убийцы наступали со всех сторон.
– Что вам нужно от меня? Что вам нужно? – хотел он спросить властным тоном, но получилось лишь жалкое верещание.
Высокий человек в плаще до земли подошел и грубо схватил его за плечо.
– Нам нужен ты, болван! – голосом Босуэлла ответил он.
Королевское достоинство, которого в Дарнли и прежде-то было едва-едва, улетучилось в один миг.
– Смилуйтесь! Пощадите! – запричитал он.
– Сейчас пощадим! – был грозный ответ. – Так же, как ты пощадил Давида Риццо.
Дарнли упал на колени и попытался обнять ноги своего убийцы. Босуэлл наклонился над ним и, схватив за ворот рубашки, с треском сорвал ее с трясущегося тела. Потом набросил рукава рубашки на шею жертвы, резко затянул их и не отпускал, пока не прекратились конвульсии.
Четыре дня спустя Мария Стюарт прощалась в часовне замка Холируд с телом злодейски убитого мужа. Она долго смотрела в его посиневшее лицо – как писал современник, «взглядом не только не скорбным, но упиваясь». После этого Дарнли ночью, без лишнего шума, похоронили, выкопав ему могилу рядом с могилой Риццо. Убийца и его жертва мирно упокоились рядом.
– И это истинный испанец! – насмешливо и презрительно бросила маркиза.
– Не верю! – с вызовом добавила она и, пришпорив коня, поскакала по каменистой дороге, взбирающейся вверх по склону холма.
– Я испанец, мадам! И вам придется в этом убедиться! – воскликнул вслед всаднице человек с изможденным, но гордым лицом. Его слова сопровождались сухим и горьким смехом, в котором не было и следа веселости. Он следил за фигурой удаляющейся всадницы до тех пор, пока ее красное платье и черная грива коня не скрылись за высокими лиственницами на вершине холма. Потом, усмехнувшись, человек пожал плечами и, отойдя в тень деревьев, сел на большой, поросший мхом камень.