Капризы мисс Мод

Джордж легко спрыгнул с постели и открыл кран в ванне. Пока он покрывал лицо мыльной пеной для бритья, он посмотрел на себя в зеркало. Она пришла, наконец, истинная любовь. Джордж никогда раньше не был влюблен по-настоящему. Правда, начиная с пятнадцатилетнего возраста, он в той или иной степени испытывал сентиментальное влечение к противоположному полу. На самом деле, в тот период своей жизни, когда ему было семнадцать лет, он влюблялся в каждую женщину, с которой сталкивался, и в целую дюжину, которую видел лишь на расстоянии. Но зрелые годы отрезвили его и лишили этой прекрасной романической универсальности. За последние пять лет он более или менее равнодушен к женщинам. Сама природа его профессии в большей степени подействовала на охлаждение его чувств. Для человека, время которого, как у Джорджа, всецело поглощено творением музыкальных комедий, женщина начинает терять много тех привлекательных черт, которыми обольщаются обыденные мужчины. Джорджу позднейших годов стало казаться, что самая характерная черта у женщины была ее склонность брыкаться. В течение пяти лет он вращался в мире женщин, многие из которых были прекрасны. Однако, они не оставили после себя других воспоминаний, кроме того, что сильно и многократно брыкались. Одни – из-за исполнения своих музыкальных номеров, другие из-за своих любовных историй. Некоторые ворчали из-за того, как они должны были держаться при уходе со сцены, другие из-за туалетов во втором акте. Они брыкались с бесконечным разнообразием, со злостью, кротко, шумно, мягко, с улыбкой, со слезами, трогательно и покровительственно, но решительно все брыкались. В результате, женщина для Джорджа превратилась не в пламенное вдохновение или нежную богиню, но в нечто такое, чего надлежит избегать и, если возможно, то с тактом, если же нет, то путем явного бегства. Уже многие годы он боялся оставаться с женщиной наедине и выработал привычку быстро ускользать, когда замечал, что какая-либо из них пытается сблизиться с ним. Не трудно вообразить психологическое следствие такого положения вещей. Представьте себе сумасброда или человека, которым владеет страсть к донкихотству, или человека с поэтическим чутьем, и заставьте его в течение пяти лет сдерживать свои порывы. Получится такой избыток безрассудства, который можно сравнить разве только с газом, вырывающимся из закрытого помещения, или с подвалом, наполненным динамитом: чиркните спичкой, и произойдет взрыв! Бурное вторжение девушки в его жизнь воспламенило Джорджа. Ее сверкающие, смотревшие на него глаза пробудили его врожденные чувства, которые он так долго хранил в запасе. Тысячами кусков взлетели на воздух благоразумие и сдержанность, владевшие им до сих пор. Он оказался так же безнадежно влюбленным, как любой средневековый трубадур. Только, когда он окончил бриться и пробовал пальцами ног температуру ванны, его внезапно осенила мысль, что, хотя он и был влюблен, однако, не следовало забывать, что путь любви усеян гораздо большим числом препятствий, чем любая площадка для гольфа, на которой ему довелось когда-либо играть. Во-первых, он не знал имени девушки, во-вторых, казалось совершенно несбыточным, что он еще когда-либо с ней встретится. Даже в разгаре оптимизма Джордж не мог отрицать того, что эти обстоятельства, следуя благоразумию, нужно расценивать не иначе, как серьезные препятствия.

Он вернулся в спальню и сел на кровать. Надлежало как следует обдумать положение. Он не чувствовал себя угнетенным, он лишь немного задумался. Его поддерживала вера в счастье. Потерпеть сейчас неудачу, допустить, чтобы девушка исчезла из его жизни только потому, что он не знал, кто она такая или где обретается, это значило бы заслужить репутацию неудачного искателя приключений. Нельзя было во всем полагаться на счастье, надо было собственными усилиями прийти ему на помощь. Но какими сведениями он располагал? Правда, немногими, если уже дело дошло до этого; разве только ему известно было, что она жила где-то в двух часах езды поездом от Лондона, и путь ее начинался с вокзала Ватерлоо. Как бы поступил Шерлок Холмс в таком случае? Сосредоточение мысли не давало никакого ответа на вопрос. И именно на этом вопросе розовый оптимизм покинул его и сменился серым унынием. Страшная мысль распаляла его и сверлила его мозг. «Корабли, которые проплывают ночью!»

Эта встреча могла легко принять такой же оборот. Обдумывая всесторонне это дело, в то время, как он вытирался после ванны, он никак не мог решить, какой мог быть другой исход. Он одевался в дурном расположении духа и вышел из комнаты, чтобы спуститься к завтраку. Завтрак – он надеялся, по крайней мере облегчит это тяжелое чувство, которое отнимало у него мужество. Одна-две чашки кофе придадут бодрость его мыслям. Он открыл дверь. На коврике, снаружи, лежало письмо. Почерк был женский и незнакомый. Оно было написано карандашом. Он вскрыл конверт. Оно начиналось с «дорогой мистер Бэван». С внезапным биением сердца он посмотрел на подпись. Письмо было подписано «Девушка в автомобиле».