Капризы неба

Тем временем наши герои в уборной комнате старались удержать равновесие и упор, дабы не убиться о стены. Глен сразу понял, что у него остались последние минуты в этой никчёмной жизни, в которой он даже не успел лишиться девственности, не говоря уже о чём-то менее важном и насущном — о публикации первой книги, мировом признании и так далее. Рая же не сразу уловила суть происходящего, полагая, очевидно, что ямы на российских провинциальных дорогах бывают с километровую глубину.

— Что происходит, Глен? — Она похлопала своими ресницами размером с два павлиньих хвоста.

— Ну как бы тебе сказать… Мне кажется, что мы падаем.

— Мы разобьёмся??

— С вероятностью 99,9 процента — да.

— И при этом ты можешь оставаться таким спокойным??

— А что предлагаешь — рвать горло и лить слёзы?

— Нет, но это же последние минуты нашей жизни!..

— Подумаешь. Если я за двадцать пять лет не успел сделать ничего путного, то за пять минут уж точно не наверстаю упущенное.

— Скажи хоть, что любишь меня.

— Э-э… Но это не так.

— Что?!

— Мы знакомы всего две недели. К чему мне врать? Вдруг мне не хватает всего одного греха, дабы прямиком отправиться в ад?

— Как ты можешь такое говорить сейчас??

— Говорит капитан корабля, — услышали они голос снаружи. — Наш самолёт вынужден упасть, прошу никого не паниковать, оставаться на своих местах и не бегать по самолёту — не надо осложнять и без того непростую работу спасателям.

— Все надежды, мечты, планы, всё исчезает в одночасье, — зарыдала Рая. — О чём ты сейчас думаешь, Глен?

Он посмотрел на неё задумчивым взором падшего с неба орла и ровно за секунду до взрыва успел сказать:

— О том, почему же этот чёртов самолёт не упал на десять минут позже».

Лорд Гобель молча отложил одну рукопись и взял в руки другую. Глен прошептал сидящему рядом Сергею:

— Всё неплохо, только в каких закромах своей фантазии ты отыскал двадцатипятилетнего девственника?

Усмаков наклонился ближе к Глену:

— Я решил сделать упор на юмористический окрас. Лорд и так загружен постоянными мыслями о каких-то философских приблудах нашего бытия, к тому же, в философии я не так силён, как хотелось бы. Отрадно, что ему ещё нравится читать Шекли.

— Да всё нормально. Я бы вёл себя точно так же, как и я в твоём рассказе.

— Изобразил меня полной дурой, — тихо проворчала сидящая рядом с Гленом Рая.

— Переходим к «Откровению». — Гобель принялся без лишних вступлений зачитывать вторую рукопись. — «Моя мать умерла, когда мне было четырнадцать, после этого я понял, что жизнь — дерьмо и не стоит ждать от неё подарков. Я начал писать, потому что не хотел жить в реальном мире. Гораздо проще было существовать в фантастической вселенной вместе с киборгами и алхимиками, магами и инопланетными тварями. У меня не было друзей, как и не было врагов, всё, что у меня было — это пыльная коморка в квартире отца-раздолбая, карандаш и пожелтевшие листы, которые я откопал в огромном количестве под диваном. Когда я написал дебютную книгу о Царстве мёртвых, у меня уже появился первый друг, которого я мог считать настоящим. Он стал первым читателем, а потом и моим своеобразным агентом. Книга вышла в печать, снискала успех, затем вышла вторая, третья, четвёртая… В какой-то момент я понял, что стал относительно известным писателем, хотя не делал для этого ничего и никогда не считал себя литературным гением. Издательство требовало продолжения, но я уже не знал, что писать — я сказал всё, что думал, излил всё, что чувствовал. Я залатал раны на сердце этими книгами, усыпил ими боль подростковых лет, но, в то же время, они стали моими конвоирами в мире взрослой жизни. Доспехами, тянущими на дно. Пятую и шестую книги я написал уже только ради того, чтобы продолжить серию, заработать денег и славы. И я их заработал.

И теперь, когда мне, возможно, остаётся жить всего несколько минут, я потратил это время на написание сего откровения. И не потому, что такой каприз пришёл в голову каннибалу, и он решил позабавиться перед плотным ужином, а потому, что написание этого откровения на самом деле наиболее ценное и важное для меня деяние, которое я могу совершить в последние минуты жизни. Оно скажет куда больше обо мне, чем сотни страниц, написанных до него и тысячи слов, сказанных уже после моей смерти.

P.S. Приятного аппетита!».

Гобель так же молча отложил «Откровение», как и «Рейс» до этого.

— Ну что ж, давайте определять победителя. — Он с довольной физиономией потёр ладони. — Сначала дадим слово вам, сударыня.

— Мне? — Рая едва не вскочила от удивления.

— Именно вам. Затем проголосует ваш будущий соперник, потом Майкл, после него один из моих охранников, ну и в заключении я, разумеется. — Обескураженный вид Раи напугал даже Гобеля. — Ваш голос не станет решающим, уверяю вас. Мне просто интересно ваше мнение и только.