Капуччино

— Народы спасут сами себя, — говорил Марио, — а кто спасет беззащитных лошадок?.. — И затягивал: «Мы красные кавалеристы и про нас…» Из других исторических фигур он больше всех ценил Каллигулу — ведь только он за всю историю осмелился ввести в сенат коня. Это был единственный случай, когда конь заседал в парламенте…

— Ах, — вздыхал Ксива, — если бы сенаторами были лошади — в мире было бы больше справедливости и добра. Взгляните на их лица и на морды депутатов…

И Марио, не глядя, хватал со стола фотографии сенаторов и лошадей — и вы поневоле были поражены правотой его слов…

Когда он впервые увидел Виля — он испугался. Ему вдруг показалось, что Виль — татарин. И, действительно, у него были широкие скулы и чуть раскосые глаза.

Первый вопрос, который ему задал Марио, был неожидан и прям:

— Сколько сожрали лошадей, дорогой коллега?

Виль отшатнулся. Вопрос был коварен, бил наповал. Хотелось бежать. Со стен кабинета заведующего кафедрой славянских языков на него укоризненно смотрели лошади — гнедые, пегие, орловские и арабские скакуны, лошадь Пржевальского и сам Пржевальский. На некоторых из них восседали — Александр Македонский, Наполеон Бонапарт и Климент Ефремович Ворошилов, принимающий военный парад на Красной площади.

Виль продолжал молчать. Ксива засмеялся — и Виль отпрянул: это было ржание лошади.

— Не стесняйтесь, коллега, говорите! Кого предпочитаете — гнедых или молодых жеребчиков? А? — он указал на лошадь под Ворошиловым.

— Признайтесь честно, от этой бы не отказались? — Под водочку с кумысом.

Из ноздрей Марио повалил пар. Вилю показалось, что он сейчас ударит его копытом.

— Я не ем конины! — отступая, произнес он.

— А почему крупные скулы?

— Наследственность, — объяснил Виль, — от папы.

— Папа ел?!

— Герр Ксива, — произнес Виль, — какое отношение имеют скулы к преподаванию русской литературы?.. Я вам сказал — конины не ем. И медвежатины тоже…

— Поклянитесь! — сурово потребовал Марио, и подвел его к портрету высокой, статной лошади с буйной гривой. — Смотрите ей в глаза. Не отворачивайтесь!

Пока ничего не понимающий Виль произносил клятву, Марио внимательно следил за лошадью. Очевидно, она служила для профессора чем-то вроде детектора лжи — в случае вранья она должна была заржать или ударить лгуна копытом.

Но ничего подобного не произошло, Марио облегченно вздохнул — и беседа вошла в нормальное русло, но тем не менее с легким лошадиным уклоном.

— Уважаемый коллега, — торжественно произнес Ксива, — я вас поздравляю! В этом году я решил вам отдать свою тему: «Лошадь и классики русской литературы». В программе «Лошадиная фамилия» Чехова, «Мое отношение к лошадям» Маяковского и «Конармия» Бабеля. А также монолог «Птица-тройка» Гоголя. — Ксива крепко обнял Виля. От него пахло овсом.

— И, знаете что, — продолжил он, — почему бы нам не перейти на новые, более прогрессивные методы преподавания?

— На какие? — осторожно поинтересовался Виль.

— Тысячи лет в университетах преподают с кафедры, — развивал свою теорию Марио, — и в этом я вижу одну из главных причин отсутствия у студентов какого бы то ни было интереса. Математика — с кафедры, астрономия — с кафедры, медицина — и та с кафедры!..

— А откуда надо медицину? — уточнил Виль.

— Ну, как?.. Проктологию я бы начал… Я бы, например, преподавал из… — Ксива запнулся. — Я думаю, вы меня понимаете… О чем читаешь — в том надо и находиться… Холодильное дело — из холодильника. Пусть небольшого. Это сделает, дорогой коллега, лекции гораздо более осязаемыми. Вы только представьте — на лекцию по сельскохозяйственной технике профессор въезжает на тракторе… Оборонная промышленность — на танке…

Виль начал понимать, к чему клонит Марио.

— А на лекцию о лошадях в русской литературе… — начал он.

— Вы — гений, — заржал Ксива, — на вашу первую лекцию вы въедете на белом коне! Это будет очень наглядно для студентов.

— Но я никогда не сидел в седле, — признался Виль.

— Не волнуйтесь, у нас есть очень спокойная лошадь. Я вас на нее заброшу…

Марио Ксива отдал ему своего «Чекиста», загнал сатирика на него, привел обоих к аудитории, а сам уселся на первую скамью.

— Можете начинать, — разрешил он.

Виль с высоты лошади безумно оглядел зал, выбросил вперед правую руку и начал с Гоголя, с его лошадей, сразу с трех, символизирующих Русь.

— Эй, тройка, — крикнул он, — птица-тройка! Куда несешься ты?..

Видимо, испугавшись крика, «Чекист» понес.

— Куда несешься ты, еб твою мать?! — вопрос уже относился не к Руси, а к конкретной лошади.

— Не отклоняйтесь от текста! — настойчиво попросил Ксива.

— Как же тут не отклоняться! — лошадь носилась между рядов, — тпру, зараза!

— У нас сегодня Гоголь, — сурово произнес Ксива, — а вы разыгрываете «Конармию»!

Лошадь пошла галопом.

— Стой, блядь! — вопил Виль.

Ксива встал весь белый.

— Повторите! Как вы назвали лошадь?..

— Птица-тройка, — объяснил Виль. — Куда несешься ты…

— Нет, сейчас… И кого вы саданули ногой?

— Птицу-тройку, — повторил Виль, — которая несется неизвестно куда.

Его заело.

— Слезайте, скуластый! — закричал профессор.

— Я не могу…