Капуста без кочерыжки

Парис затянул было:

— Ну-у-у… — Но его уже никто не слушал.

Сборы были недолгими, и вскоре многочисленная плеяда новоявленных родственников Приама, пройдя на цыпочках мимо кузницы, двинулась в сторону дома Гомера. (Вести их к себе Парис, страшась отцовского гнева, не решился.)

Проснувшись и ополоснув лицо холодной водой, Менелай в начале даже обрадовался тишине, царившей в доме. Постанывая и держась за голову, он прошелся по дому и вдруг обнаружил, что отсутствуют не только жена и дети, но и оружие, военные трофеи и кое-какие дорогие вещички.

С уходом жены он, возможно, и легко смирился бы. Но с этим!.. Ушла она сама (к чему уже давно двигалось дело) или кто-то ее похитил, не в этом суть… Сокровища должны быть возвращены!

…У Агамемнона он застал всю вчерашнюю компанию в полном сборе. Тут был и не блиставший умом, но обладавший недюжинной силищей верзила Аякс, сын Теламона, и славный воитель — обжора Диомед, и, за неимением иных достоинств, считавшийся мудрым, старец Нестор, и хромоногий, хворый пяткой Ахилл с дружком Патроклом, и хвастун Одиссей, сын Лаэрта, прозванный за плутовство Хитроумным… И множество иных славных мужей.

Вняв рассказу Менелая, все принялись живо обсуждать, кто явился виновником происшедшего… Вывод был однозначен: все женщины неблагодарны, похотливы и коварны. За это и выпили.

Менелай, найдя понимание, несколько успокоился, но тут очнулся лежавший в стороне на куче соломы Агелай. Приподняв свою усеянную трухой голову, он объявил:

— Это все Парис… — и снова впал в забытье.

Конечно же он имел в виду причину всех своих несчастий: стадо уменьшалось, Агелай стремительно беднел. Но поняли его по-другому.

— Парис, Парис!!! — загомонили сотрапезники.

А хитроумный Одиссей завершил обсуждение фразой:

— Какой еще дурак возьмет Елену…

Менелай побледнел. Такого позора он не испытывал еще никогда. Но его потянувшуюся к мечу руку остановил Нестор:

— Умерь свой гнев, герой. Не так должно великим воинам начинать борьбу за справедливость. Прежде мы должны принести достойную жертву богам и молить их о счастливом исходе.

Веселой гурьбой под предводительством Агамемнона герои отправились в дом Менелая и уничтожили все его запасы вина и еды, остатки принеся в жертву богине семейных уз Гере. Затем навестили дом Агелая и перерезали всех оставшихся быков…

По ходу дела выяснилось, что Елену действительно видели в обществе Париса и чокнутого слепца Гомера. «Их было трое, — повторял в горячечном бреду Менелай. — Трое… Трое…»

Несколько дней в жилище Гомера царили мир и спокойствие. Но вот слух о приближении Менелаева войска достиг его. Парис в испуге метался по дому и, придя наконец к выводу о собственной ратной несостоятельности, отправился за подмогой.

Гомер достал кифару и ударил по струнам. Тут же у него родились строки будущей поэмы:

Двинулась рать, и как будто огнем вся земля запылала;
Дол застонал, как под яростью бога, метателя грома Зевса,
когда над Тифеем сечет он перунами землю,
Горы в Аримах, в которых, повествуют, ложе Тифея…

— Да заткнись ты! — заорала на него Елена, как раз осознавшая, какую глупость она совершила. — Без тебя тошно! Главное ведь, не понятно ничего!.. — Она принялась лихорадочно собирать вещи, надеясь, что раскаяние принесет ей пощаду… Но тут открылась дверь.

На пороге дома стоял Парис с толпой заспанных мужчин за спиной, среди коих своим ростом и фамильной тупостью на лице отличался брат Париса — горбоносый Гектор.

Елена обреченно уселась рядышком с Гомером и тихонько всхлипнула. Стало ясно, что так просто ее отсюда не выпустят.

— Эта, что ли? — спросил Гектор, ткнув в нее пальцем и причмокнув.

— Она… — подтвердил Парис.

Гектор не стал выражать своего мнения по поводу внешности избранницы брата, а только напомнил:

— Да-а… Ты говорил, у тебя вина много…

Осушив несколько амфор, Парисовы компаньоны кричали наперебой:

— Да за такую красотку!..

— Да я б и сам!..

— Ну, брат Парис, губа у тебя не дура!

— Прелести полные перси и страстью блестящие очи… — начал было, как на рынке, расхваливать Елену Гомер, но его тут же осадили:

— Заткнись, певец слепошарый!

Внезапно шум и гам прервались стуком в дверь. В полной тишине герой Атенор отодвинул засов, и в дом ввалились парламентеры Агамемнона — Одиссей и сам Менелай.

— Где она?! — прорычал кузнец.

— Кто? — закосил под дурачка Парис.

— Ну, эта!.. — пытаясь вспомнить, как зовут жену, продолжал буянить Менелай.

Тем временем хитроумный Одиссей, оглядевшись, заметил ряд пустых амфор на полу и полных на столе, облизал пересохшие губы и предложил:

— Поговорим?

Поговорить были не прочь и хозяева.

После пятой амфоры Одиссей, неуверенно поднимаясь, промямлил:

— Ну, мы пойдем?

Но Менелая зациклило:

— А ЭТА-то где?

— Елена, что ли? — влез Атенор. — Да тут она! Забирай! Добра-то…

— Елена! — ударил Менелай кулаком по столу, вспомнив наконец имя.

Дремавшие мужи повскакали с мест: «Что?», «Кто?», «Почему?!».