— Елену забирает, — пояснил Атенор. — Отдадим?
«Да, конечно…», «Да я бы сам…», «Жена все-таки…» — загомонили собравшиеся, соглашаясь. Но тут поднялся Парис, наслушавшийся увещеваний Гомера:
— Или я вас плохо угощал? Или не в этом погребе хранится еще несметное множество амфор?
И устыдились герои. И прогнали с позором послов Агамемноновых. Гомер же выкрикивал им вдогонку:
Парис запер дом. Войти в него никто не мог, но и выйти тоже. Дом был окружен. Началась осада.
Через некоторое время, устав от безделья и прикончив припасы, воинство Агамемнона принялось разорять окрестные усадьбы, причисляя соседей Гомера к союзникам Париса и отбирая вино и скот, якобы для жертвоприношений.
Особо в этих славных походах прославился Ахилл. Хромоногого невзрачного юношу принимали за убогого странника и безбоязненно пускали в дом. Беспечные хозяева дорого платили за свою доброту: стоило им отпереть дверь, как вслед за Ахиллом в дом вваливалась орда опухших ратников и чинила там невиданный разгром.
Именно эта тактика навела на смелую мысль хитроумного Одиссея, когда все близлежащие дворы были опустошены и воинство стало роптать. Он предложил:
— А слабо нам построить коня?
— Зачем? — удивилось воинство.
— Слабо, значит? — не унимался Одиссей, сам обалдевая от своей настырности.
— Но почему коня?
— А кого? Слона, что ли?!
— Я видел знамение! — внезапно возопил некто Калхас, слывший провидцем. — Конь принесет нам победу!
— Вот! — многозначительно поднял палец Одиссей.
На этом прения закончились.
Коня, прямо перед дверью Гомера, наспех соорудил художник Эпей, пришпандорив к пустой винной бочке деревянные ноги, голову и настоящий конский хвост. Удостоверившись, что из окна дома за ними не наблюдают, дурашливо хихикая, в бочку забрался сам Одиссей и еще несколько воинов. Остальные отступили на почтительное расстояние и принялись наблюдать.
Затем наступила очередь наученного Одиссеем воина Синона. Ночью он принялся скрести в дверь дома.
— Кто? — сурово спросил его Парис.
Надо сказать, что с появлением во дворе загадочного изваяния, он почему-то чувствовал себя неуютно. Масла в огонь добавило приключившееся в этот день неприятное событие с неким Лаокооном. С ним случилась белая горячка, и в каждом углу ему виделись ужасные черви и змеи. Когда же он увидел деревянного коня, он почему-то пришел в неописуемый ужас и с криком: «О, погибель нам, погибель!!!» — сунул, чтобы охладиться, разгоряченную голову в кадку с водой и действительно захлебнулся насмерть…
— Это я, Синон, — простонал лазутчик. — Винца бы мне… Голова раскалывается…
Дверь приотворилась. Вооруженные до зубов друзья Париса подозрительно оглядели окрестности, затем за шкирку втащили Синона в дом и заперлись вновь.
— Винца, говоришь? — оскалился Парис, сильно изменившийся за последние дни. — Дам я тебе винца, но только если расскажешь, что это за идиотского коня вы тут поставили. На что это намек?
— Есть у нас один придурок, — торопливо начал рассказывать Синон, — прорицатель Калхас. Ему привиделось, что у кого есть такой конь, тот и победит… Ты вина обещал…
— Погодь, погодь… А в чем сила этого коня?
— А я откуда знаю?
— Хм… На, пей, — протянул ему кружку Парис. — Сволочь агамемноновская.
— Давай-ка тоже коня построим, — предложил Эней, сын Анхиза.
— Это еще зачем? — удивился Парис.
— Ну-у… Может, правда что-то в этом коне есть?
Синон при этих словах поперхнулся вином и неистово закашлялся.
— Что в нем может быть? — продолжал упрямиться Парис. — Ты что думаешь, они вино в бочке оставили? Жди!
— Вина там нет, — торопливо подтвердил Синон. — У нас вообще вино кончилось…
— Видишь, — устыдил Парис Энея. — А если уж ты такой суеверный, так лучше не строить, а этого коня украсть. А?
— Только не говорите, что это я вам сказал, — попросил Синон. — Агамемнон узнает, пришибет…
— Мы тебя, гнида, и сами пришибем, — успокоил его проснувшийся Гектор. — О чем речь-то?
— Коня надо в дом занести, — веско изрек Парис так, словно это придумал он.
— Давно пора, — одобрил Гектор и принялся натягивать сандалии.
На том история и закончилась. Конь был внесен в дом. А ночью Одиссей и его дружки вылезли из бочки, открыли подпертую изнутри дверь. Воины Агамемнона вломились в цитадель Париса, крепко отделали его и остальных, затем выволокли их во двор, а дом подпалили.
Но Гомер не унывал. Материала для поэмы было теперь предостаточно: