Кара

«Покатит, вывеска клевая». — Савельева оторвалась от зеркала и хорошо поставленной походкой, от бедра, вальяжно двинулась в направлении ресторана. Прикинута она была в английский светло-голубой костюм, строгий, правда, только с первого взгляда. Обтягивающая юбка красноречиво намекала, что прикрываемые ею ноги красивы и длинны, а кружевная блузка под изящным пиджачком нисколько не скрывала полного отсутствия бюстгальтера. Таков уж у Ксении Тихоновны был стиль — развратно-академический: это пусть сявки таскают черные чулки в крупную сетку и прозрачные марлевки на голое тело, а солидным мужчинам больше нравятся женщины загадочные и с первого взгляда неприступные.

Народу в заведении было достаточно. Сновали между столами халдеи, на сцене уже лабали, однако было пока не до танцев — интуристы с увлечением ужинали. Хрустели жареной осетринкой, ели блинчики с черной икрой, наваливались на буженину, поросенка с гречневой кашей жрали и умилялись — а ведь и в самом деле хорошо в стране советской жить!

Окинув взглядом жующую толпу, Савельева привычно двинулась проходом. Вывернувшийся неизвестно откуда мэтр Андрей Владимирович — бухарик, взяточник, по морде видно, что стукло комитетское, — изящно склонил плешивый пробор:

— Выглядишь, Ксюша, очаровательно. Вон там, в углу.

Сверкнув бриллиантами в ушах, она повернула голову и невольно вздрогнула: за столом сидел в одиночестве здоровенный черный болт. Запивая мясо холодненьким «Каберне», он с аппетитом поедал шашлык по-карски.

— Приятного аппетита. — Мэтр как-то странно посмотрел на негра и, отодвинув стул, оглянулся на Савельеву: — Прошу вас, сейчас пришлю официанта.

— Спасибо. — Ксения Тихоновна уселась и, взявшись ухоженными пальчиками за меню, белозубо сотрапезнику улыбнулась: — Извините, вы случайно салат из крабов не заказывали — съедобный?

— Очень вкусный. — Кожа у негра была цвета переспевшей сливы, лилово-фиолетовая, а по-русски он изъяснялся вполне сносно, густым басом. — Вы во всем так осторожны?

— Как говорил Омар Хайям, не ешь что попало и не люби кого попало. — Савельева сделала смешную гримаску и скомандовала подскочившему халдею: — Салат, крылышко цыпленка и маслины, только чтобы непременно были черные испанские. И томатного сока отожмите в большой фужер.

Официант отчалил, а негр, потягивая свое «Каберне», посмотрел на Ксению Тихоновну заинтересованно:

— Вы активистка общества трезвости?

Он прибыл явно из той части Африки, где строить коммунизм не собирались: костюм на нем был дорогой, блестели алмазами запонки, а в перстне багровыми сполохами отливали рубины.

— Отчего же? — Савельева отпила маленький глоток томатного сока и, изящно промокнув губы салфеткой, занялась салатом. — Был бы повод достойный.

— Тогда давайте за знакомство. — Негр явно обрадовался и осторожно налил «Каберне» в чистый бокал. — Отличное вино, говорят, очень хорошо при радиации. Меня зовут Алсений.

— Звучит необычно. А мое имя Тамара. — Прищурившись, Савельева посмотрела на свет сквозь кровавую кислятину в бокале, однако мужественно отпила и раскусила брызнувшую соком маслину. — Вы, Алсений, танцуете?

Весьма кстати лабухи наяривали что-то медленное. С готовностью поднявшись на ноги, негр принялся отодвигать из-под дамы стул:

— О, конечно.

Плавно закорежилась Ксения Тихоновна со своим черным партнером в белом танце, нежно прижимаясь к нему то высокой грудью, то волнующе-упругим бедром, и вывороченные губы Алсения ласково коснулись ее уха:

— Ах, Тамара, вы восхитительны.

С фронта врубился черножопый, в цвет попал нынче в натуре была она не чеканка какая-нибудь шелудивая, а чамовитая изенбровая бикса, слегка путанящая на пользу отечества: маникюр, педикюр, эпиляж, макияж, частокол доведен до нужных кондиций, даже волосня на лоханке особым образом подстрижена и надушена. Не сразу удалось, конечно, допереть до такого, довелось всякого нахлебаться вволю, дерьма в особенности.

Года два назад все бановые биксы на Московском вокзале попали под облаву, Пашку откомандировали на сто первую версту — кукурузу разводить, а Крысу отмазал субчик один, с тем чтобы фарт свой та отработала передком. Вскоре он отпулил ее в счет замазки центровому халдею Абрашке, успешно совмещавшему профессию шестерки со статусом шмаровоза валютного. Нахватавшись верхов, стала Крыса потихоньку путанить, однако, как говаривали древние, все в этом мире течет, изменяется, стало быть. На шмаровоза наехали менты, и он отчалил в места не столь уж отдаленные, а Ксюха доблестно влипла в дерьмо покруче: свой прищуренный глаз на нее положили чекисты.