Кара

Повисла пауза, потому как обе собеседницы были барышнями тертыми и понимали, что даже если Берсеньев и при делах, то что-нибудь конкретное за ним отсутствует. Судя по всему, на дух его не взять. Ни следов, ни свидетелей — вышлет всех Мишаня на хрен да еще жалобу накатает прокурору: мол, дело шьют и склоняют к даче заведомо лажовых показаний, быть козлом отпущения не желаю, помогите.

— Как тебе хоть с ним в постели-то? — Нарушив тишину, Таисия Фридриховна налила свежей заварки, не спрашивая, набухала подружке полную розетку чего-то удивительно похожего на полузасохший клей «Момент» и с удовольствием пояснила: — Это из Одессы мне прислали, варенье из кожуры каштана, объеденье просто, — после чего без всякого перехода заметила: — Этого Мишаню твоего с кольца не срубить, копать под него, гада, надо, чтобы налицо вывернуть.

На том и порешив, пообщались еще немного, а потом, отперев дверь своим ключом, появилась тощая цыганистая дама, совершенно серьезно называвшая подполковницу Толиком, так что Катя поспешила откланяться.

До стоянки она добиралась бесконечно долго, а по пути домой продрогла до костей. Когда она наконец попала в свою квартиру, душа ее была полна самых мрачных предчувствий. Однако вопреки ожиданиям все было в порядке: пожар не случился, никто не разбил Кризису усатую башку о дверной косяк, а из кухни доносился умопомрачительный аромат тушеной по-кахетински в специальном соусе из красного вина, эстрагона и базилика хорошо откормленной парной курицы.

— Ну как там подруга? — Пахнувший шампунем Берсеньев был одет в шикарный, видимо, недавно купленный халат с надписью на спине: «Чемпион». Явственно представив, какое под ним крепкое, мускулистое тело, Катя сразу же ощутила знакомое томление в низу живота. Странное дело, она прекрасно понимала, насколько непонятен и наверняка опасен этот переродившийся Мишаня, однако чувство неизвестности было столь упоительно, что возбуждало не хуже петтинга.

— Я так замерзла… — Скинув куртеночку, Катя крепко-крепко прижалась к широкой берсеньевской груди, и мгновенно ее охватило бешеное желание выплеснуть все накопившееся в душе за сегодняшний день в громком крике наслаждения. Что вскоре и было сделано.

Глава двадцать четвертая

В двадцатых годах прошлого века в районе древних Фив французами под руководством египтолога Ж. Б. Шампольона производились археологические раскопки, и первой интересной находкой, извлеченной из-под многовекового слоя песка, была пара прекрасно сохранившихся гранитных сфинксов. Один из них был отправлен в Александрию, где его увидел А. Н. Муравьев, молодой русский офицер-путешественник, и загорелся желанием пробрести древнеегипетские изваяния для родины. Россия купила сфинксов за шестьдесят четыре тысячи рублей ассигнациями. На парусном судне «Буэна сперанса» — «Добрая надежда» — их доставили в Петербург и в конце мая 1832 года поместили на Круглом дворе Академии художеств. В те годы на набережной Невы велись работы по сооружению большой гранитной пристани с пологим спуском к воде, и в целях экономии для ее декорирования было решено использовать только что прибывшие фигуры сфинксов.

(Историческая справка)

— Все, не могу больше… — Катя бессильно вытянулась на Савельеве.

Спрятав лицо на его груди, она улыбнулась: как странно все, день был такой паршивый, а ночь обещает быть просто замечательной.

Внезапно Катя ощутила, как по телу партнера пробежала дрожь, совершенно отчетливо услышала, как застучали его зубы, и, крайне этому удивившись, прижалась губами к Берсеньевскому уху:

— Ты замерз, милый?

— А-а-а-о-о-о-и-и-и. — Рот ликвидатора вдруг широко раскрылся в громком крике, тело выгнулось дугой, и, едва не сбросив партнершу на пол, в кромешной темноте Савельев принялся одеваться.

— Берсеньев, что с тобой, Берсеньев? — Не на шутку испугавшись, Катя потянулась к ночнику. Взглянув Мишане в лицо, она вдруг неподвижно замерла.

Судорога полностью преобразила его, в полутьме комнаты неестественно белели полузакатившиеся глаза — видом своим Юрий Павлович здорово напоминал ожившего мертвеца из голливудского фильма ужасов. Между тем, двигаясь как во сне, он успел натянуть прямо на голое тело свитер и, как был, босиком и без штанов, направился к входной двери. Открыванием ее Савельев утруждать себя не стал. Надавив с такой силой, что в немудреном отечественном замке что-то хрустнуло, он легко оказался за порогом и неспешно принялся выбираться на улицу.

«Господи, что ж это такое!» — Пока Катя, путаясь дрожавшими руками в белье, одевалась, бухнула распахнутая сильным пинком нош дверь в парадной. Слегка покачиваясь, Савельев медленно побрел по направлению к мосту Лейтенанта Шмидта.