Слова, лишенные злобы или ненависти, в итоге лишь усиливают ее дрожь. Беспокойство девушки бросается в глаза, его причина не столько в нападении, сколько в истинности утверждения учителя. Проходит несколько бесценных секунд, прежде чем она выпускает нож, словно уступая его человеку, которого пронзила. Она выбегает из комнаты.
Поймав ее последнее изображение, он все еще не может быть уверен, видел ли он ту, о ком подумал. Кто она? Все характеристики были верны, кроме волос. Они короче, думает он, обрезаны неаккуратно. И все же такое изменение означает, что для Курогири Сацуки эта девушка – незнакомка, увиденная им в первый раз.
Из последних сил он закрывает дверь, запирая замок с удовлетворенным щелчком. Каждый его шаг роняет на пол несколько капель крови, лениво стекающих из раны, из которой все еще торчит нож. Это действие вытягивает его последние силы, и он вынужден опереться на ближайшую стену, его тело медленно сползает по ней, пока он не оказывается на полу. Он думает, что смерть несильно будет его волновать, поскольку он давно знал, что его конец будет примерно таким.
Он смотрит на свое ослабшее тело. Какая ирония. Оно тоже отличается от Курогири Сацуки, записанного в его разуме. Может, поэтому смерть не внушает ему тот страх, который охватывает большинство людей. Он собирается, хотя кровотечение ухудшается с каждой секундой. Он знает, что не будет облегчения, и что смерть придет через считанные минуты, возможно, через десять минут. Вздыхает, решая использовать эти минуты лучшим известным ему способом. Но десяти минут слишком мало. О чем он должен думать, или что чувствовать, что представлять? Но время – меньшая из проблем. Он рожден, и всего через десять минут он умрет. Время жизни в минуты, возможно, более ценное, чем годы, которые он странствовал по земле.
Думай, говорит он себе. Представляй. Он тратит большую часть времени своих последний минут размышляя об этом, едва чувствуя боль в животе. И в этот таинственный период ясности, он удивляется тому, что может найти ответ на свой вопрос.
Его дыхание неровно.
Минуты длинны.
Кровотечение серьезно.
Жизнь коротка.
Он очищает свой разум от всех иных мыслей и фокусируется на ответе, который может дать самом себе.
– Может, я подумаю о том, о чем я думал перед рождением.
Это последнее забвение, из которого он может что-то взять, время воспоминаний, которых нет ни у одного человека. Мир перед рождением, без символической ценности и конфликта. Его страдание – очень простая вещь.
– Если бы я не родился, мир и я были бы намного более спокойными.
Счастливый и удовлетворенный ответом, Курогири Сацуки улыбается. Он не может понять значения этого действия. Но теперь он понимает его ценность, впервые в жизни осознавая, что он на самом деле улыбается.
/7
Маг был прав. Ты не можешь умереть просто от слова. Но люди умирают. Энтропия требует, чтобы мы умирали, исчезали и о нас забывали. Иначе граница между прошлым и будущим будет пуста и бессмысленна. Отмена энтропии потребует энергии, которой у нас нет, вещи обретают ценность в своей временности.
Но вещи могут жить вечно. Даже если что-то утеряно и забыто, факт его существования не меняется. Оно хранится в уме, всегда с тобой, обитая в его темных уголках, ожидая правильного выключателя, чтобы вернуться. И это причина, по которой чем больше я думаю об этом, тем больше попытки мага извлечь вечность из забвения воспоминаний кажутся мне пустой тратой сил. То, что забыто, никогда по-настоящему не исчезает, и где-то в тебе есть истина… или то, что ее заменяет. Это уже была та вечность, которую он искал.
Теперь я знаю, почему Шики заставил меня забыть важные воспоминания трех и четырех лет назад. Он знал, что они все еще во мне, крепко спят. И даже если я не могу вспомнить их, они все еще там. Маг знал это, но не мог принять, не мог увидеть, как забвение может быть по-своему хорошим. Единственное, чего он хотел – это гнаться за своей ошибочной философией. В конце вечность, которая была также сильна, как его слова, свелась к безрассудной и бесполезной цели.
Наступает утро седьмого января, и я рада, что это официально знаменует день, когда я могу снять эту нелепую сковывающую форму Рейена. К сожалению, Азаке придется остаться в школе, когда я уйду снова жить жизнью свободной женщины. Я комкаю поддельный запрос о переводе и выбрасываю его в мусорный бак, словно это какой-то ритуал очищения. Слова Азаки, сказанные матери-настоятельнице, должны позаботиться об остальном.
Счастливо надев кожаную куртку поверх синего кимоно, которое прислал мне Акитака, я направляюсь к главным воротам, готовясь покинуть этот странный мир леса и камня. Но как только я выхожу из ворот, я вижу, что кто-то ждет меня, кто-то, кого я очень хорошо знаю.
– Так ты не нашел занятия получше, чем просто ждать, когда я выберусь отсюда? – спрашиваю я.
– Выходной день от Токо-сан и ее щедрость. Редкая возможность, знаешь ли, – он пожимает плечами.