Карабах – горы зовут нас

— Видади подай ей воды, пусть успокоится. Тот поднес стакан с водой пленнице, которая схватила его обеими руками и стала жадно пить. Ее зубы стучали по стеклу, вода проливалась и мелкой струйкой стекала по краям ее искусанных губ.

Полковник закурил.

— Горе, кругом у всех горе — думал он, глядя на эту пленницу и делая глубокие затяжки.

— Можно и мне сигарету, спросила она, не поднимая головы. Полковник подвинул пачку к краю стола.

— Кури, не жалко. Пленница взяла пачку сигарет, своими тонкими пальчиками вынула одну из них и потянулась к огоньку зажигалки Рустамова.

Волнение не позволяло ей сразу прикурить. Огонек зажигалки сдувался, и Рустамову пришлось несколько раз снова чиркать, пока девушке не удалось сделать первую затяжку.

— Где погиб твой брат, спросил Видади?

— Под Гадрутом.

— Давно?

— Три дня назад. Ребята с нашего села сказали, что видели его раненым, а потом он пропал. Я пошла туда и стала искать его, но никто не хотел мне помочь. Потом один фидаин, сказал, что брата забрали ваши солдаты.

— Ну, а как ты попала в снайперы.

— Один фидаин мне сказал, что я должна отомстить за брата и послал в Каракянд, к русским, чтобы меня научили.

— А откуда они взялись у вас эти русские девушки.

— Их из Еревана привезли. Таня сказала, что научит меня стрелять, а потом они тоже уедут.

— А куда они собрались уезжать, она не говорила?

— На другое место.

Она докурила сигарету и не знала, куда деть окурок, подняла глаза на полковника. Он подвинул ей пепельницу.

— Ну, и сколько же ты убила наших парней?

— Я не успела. Она так и сказала, — «не успела», еще до конца не понимая всю глубину кощунства.

— Только первый день меня взяли на позиции, а тут ваши, — она замолчала.

Не зная от чего, но полковник сразу поверил ее рассказу. Может быть оттого, что за годы войны насмотрелся на всяких, будь-то наемники, или отщепенцы общества, мразь всякая, зарабатывающая на смерти других. Видел и воюющих женщин снайперов из интернационального отряда «Белые колготки».

Не похожа была эта затравленная страхом девочка ни на одних перечисленных вояк. Пальцы ее тоненькие, не огрубевшие от постоянного соприкосновения с металлом. Кожа лица нежна, еще не обветренная горным воздухом.

— Ну и что же, — размышлял полковник, — скажи кому, что у нее в руках была СВД и все. Разорвут на части, и никто не спросит, стреляла она из него или нет. Уж больно много парней полегло от этих вот баб с винтовками. То, что сначала надругаются над ней, сомнения нет, вон как разведчик смотрит на нее, как похотливый жеребец, впервые увидевший кобылицу. Передай ее солдатам и все — не жилец она больше на этом свете. Тем более в застенках МНБ, куда доставляют всех пленных.

— Ну, что же делать мне с тобой, — спросил полковник после долгого раздумья. Пленница молчала. А кто еще из твоих родных, близких остался в Карабахе?

— Отец с матерью, старики они, да три сестры младшие. Брат у нас был единственный. Она снова залилась слезами.

— Командир отдайте нам эту сучку, и мы заменим ей брата, сказал, молчавший до этого Рустамов. Это и определило решение полковника.

— Слушай меня внимательно, девочка, я слишком много убил людей на этом свете, но только в бою, защищая свою жизнь. Но никогда не убивал безоружных, так что и сейчас не хочу марать свои руки в женской крови, — полковник взял со стола сигарету и прикурил. Долго сидел он погруженный в свои мысли, пока сигарета не обожгла его пальцы. Он спокойно затушил окурок, подошел к пленнице и сказал:

— Я отпускаю тебя девочка, с миром. Пусть ВЕЛИКИЙ АЛЛАХ будет мне судья. Понятно тебе?

— Вы, что, командир, не поверил, услышанному приказу, разведчик. Она же сука, завтра снова возьмет снайперку и уложит не одного из наших парней. Эта реплика разведчика еще больше укрепило полковника к его решении.

— Все! Я так решил, Рустамов, и пусть катится на все четыре стороны.

— Позови ко мне моего водителя и двух разведчиков, а сам можешь идти и забавляться теми пермячками, пока особисты не пронюхали о них и не забрали их у тебя.

Передав приказ вывести на линию фронта пленницу и отпустить ее на нейтральной полосе, полковник остался в кабинете один на один со своей совестью. Она мучила его, разгрызая всю душу, но он так и не мог понять, почему ему стало так жалко, эту несчастную девочку, попавшую в жернова этой страшной войны.

За окном смеркалось.

Уже на небе появились первые звездочки, когда в кабинет вошел водитель и доложил об исполнении приказа. Он стоял у дверей, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь что-то спросить, в руках у него была какая-та бумажка.

— Как там? — задал полковник неопределенный вопрос.

— Из мечети привезли погибших и ждут вас, для прощания. Дежурный по штабу просил передать, что все командиры прибыли на совещание. И еще, командир, я честно делал свое водительское дело и никогда ни о чем не просил вас, только поймите меня, я больше не могу, — он подошел и положил на стол бумажку.