Карабасовы слёзы (сборник)

Бетси. Ну что ж! Выпьем, герой-любовник!

Вронский. Не надо меня так называть?

Бетси. Это почему?

Вронский. Я полюбил ее по-настоящему!!! Да, да!!! Но тебе этого не понять!

Бетси. Почему, малыш?

Вронский. Да потому, что ты не человек – ты чудовище!

Бетси с размаху бьет Вронского в лицо. Это настолько неожиданно, что он отлетает к телевизору и сильно ударяется головой.

Вронский. Ну что ж, это по-нашенски!

Бетси. Разве ты – мужик? Ты – питерский хлюпик и маменькин сынок! Твой удел жить за счет сильных женщин! Поэтому ты и переметнулся от меня к Анне! Разве я что-то придумываю?

Вронский. Продолжай, продолжай!

Бетси. Ты жутко гордился своим образованием и не сделал ничего, чтобы состояться! Я появилась в твоей ничтожной жизни, как спасательный круг, в тот самый момент, когда за тобой толпами по всему Питеру гонялись кредиторы. Я погасила все твои долги! Я устроила тебя в аспирантуру! Я два года кормила и поила тебя, надеясь, что однажды ты прославишься и заработаешь много денег! И что же?

В ответ слышится тихое бормотание Вронского.

Вронский. Да, я – неудачник, но видит Бог, я пытался быть честным и порядочным человеком! Сперва я даже думал, что ты меня действительно любишь, и старался разжечь в своей душе ответное чувство. Но на самом деле ты никогда и никого не любила! Ты привыкла использовать людей! Тебе просто нужен был сообщник! Я прав?! Бетси. Сообщник?! Может быть! Но ты и этого не смог! А знаешь почему? Потому что ты – бездарь и ничтожество! Я немного погорюю и снова выплыву! А вот что будешь делать ты?

Вронский вдруг умолкает. Он снова наливает себе в стакан и пристально смотрит на Бетси.

Вронский. Я знаю, что я буду делать!

Вронский так и не выпил, он ставит стакан на стол и выходит из номера.

* * *

Вронский медленно бредет по перрону станции метро. В туннеле показываются огни приближающегося состава. В лицо ударяет волна теплого воздуха, гонимого передним вагоном. Когда расстояние между Вронским и поездом составляет пару метров, он наклоняется вперед и…

Неожиданно громко звонит мобильный телефон. Вронский лихорадочно вытаскивает телефон из кармана брюк – это «напоминалка»: «Все будет хорошо! Твоя Анна!»

* * *

Анна видит Дональда в самом конце галереи аэровокзала и почти не удивляется – ведь это Дональд Карр.

Анна. Ты все-таки прилетел?! Дональд. Рождество нужно встречать дома, дорогая!!!

Лапландия, 2007

Все, чем могу!!!

Одному восточному владыке кто-то из приближенных напомнил о том, что сегодня исполняется 50 лет дворцовому гарему.

Владыка велел позвать к нему всех жен.

Через несколько минут перед ним уже стояло триста жен.

«Дорогие мои! Сегодня исполняется 50 лет Нашему гарему! И Мы, как муж, должны вас поздравить! Для этого Мы повелеваем вам повернуться к Нам спиной! (Жены повернулись.) Снять шаровары! (Жены сняли.) Наклониться! (Жены наклонились.)»

Владыка двинулся вдоль живописного строя жен, чмокая их в прелестные места чуть пониже талии, при этом приговаривая: «Все, чем могу! Все, чем могу!!!»

Из нерассказанных сказок «О тысяче и одной ночи».

* * *

Есть в городе Киеве район, который называется – Подол!!!

Название «Подол», очевидно, происходит от того, что это самый близкий к реке район – практически, его улицы можно считать большой набережной Киева, в то время, как весь остальной город, как известно, расположился на холмах.

Подоляне так и говаривали: «Я иду в город!», то бишь, буквально – «в гору».

Знатоки утверждают, что Подол не уступит своей историей и колоритом одесской Молдаванке.

Так говорят знатоки!

Мне же просто выпало счастье родиться в этом славном месте и прожить первые двадцать лет своей жизни.

Об этом удивительном районе, о людях, которые его населяли, о том замечательно счастливом времени пойдет речь в этих маленьких рассказах.

* * *

Жадина-говядина

Не знаю, чей ген виноват, но уродился я страшной жадиной!

Жадность моя была выдающейся – когда отец, возвращаясь поздно вечером с работы, приносил конфеты, упакованные в большой бумажный кулек, я делил их примерно следующим образом: «папа не хочет – иначе он бы не принес… маме не надо (почему – не известно)… бабушке нельзя – у нее „зубы“… старшему брату – одну… а остальное мне! и обязательно – „с кулеком“!!!»

Существует красноречивый фотодокумент моей жадности – маленькая карточка, на которой изображен улыбающийся во все свои «ещемолочные» зубы трехлетний мальчик, одетый в матросский костюмчик и крепко-накрепко прижимающий к себе коробку (никто не знает с чем внутри – по-видимому, это для меня не имело принципиального значения).