Карай. Сын Карая. Повести

- Вы простите, пожалуйста… - Андрей смотрел туда, где из-под белых бинтов выступали полуприкрытые глаза и обросшие седой щетиной щеки деда Вахтанга. - Нехорошо беспокоить человека в таком состоянии. Но у меня выхода нет - надо узнать от вас какие-нибудь подробности насчет ограбления. Сможете ли вы дать ответ на несколько вопросов?

- Молодой, - хрипло сказал дед Вахтанг, - посмотри в окно. Что ты там видишь?

Андрей обернулся. Из окна был виден дальний берег реки и пещеры, выбитые в скалах.

- Вон в этой пещере, третьей справа, - по-прежнему хрипло говорил дед Вахтанг, - там я родился, прожил половину жизни. Теперь там никто не живет. Бывало, я смотрел из той пещеры на этот берег и думал: что здесь будет через сто лет? Эх, думал, мне до хорошего не дожить! Но дожил, дожил. Увидел дом, в котором живет Марьямик. И сам живу в хорошем доме. И лечат меня теперь в хорошей больнице… Так вот, молодой офицер, - торжественно сказал дед Вахтанг, - если человека переселили из пещеры в дом, он не будет пакостить в своем доме. Это я говорю тебе, потому что ты меня не знаешь и чтобы ты поверил в мою честность.

- Что вы, дедушка! - Андрей смутился и быстро-быстро заморгал глазами, стараясь не встретиться взглядом с Марьямик.

Та неподвижно и строго сидела на табурете.

- Теперь, офицер, спрашивай, что тебе нужно. И быстрее: я устал.

- Да вы просто расскажите, дедушка, как все это произошло. Может, вы что-нибудь слышали, кого-нибудь видели?

Сторож махнул своей высохшей рукой. Никого он не видел, ничего не слышал. Сидел на крылечке. Внезапно почувствовал удар. Больше ничего не помнит.

- Видно, хотели убить! - сердито сказал он. - Но нас, Мнацаканянов, с одного удара в гроб не укладывают!

- Сколько приблизительно было времени, когда вас ударили?

Дед Вахтанг задумался.

- Пожалуй, часа три ночи. Петухи еще не пели.

- Попробуйте припомнить, дедушка, не было ли света в каком-нибудь доме? Может, везде было темно - и вдруг среди ночи зажегся свет в каком-нибудь окошке?

- Нет, молодой, - с сожалением проговорил старик, - ничем не могу тебе помочь. Не было этого.

- Ладно, дедушка. - Андрей, по привычке, поднес руку к козырьку, чтоб попрощаться, но фуражки на нем не было, и он опустил руку. - Поправляйтесь скорее!

Он вышел в коридор, заглянул в кабинет, поблагодарил врача и спустился вниз. Услышав за спиной шаги, он остановился и обернулся. Его догоняла Марьямик.

- Мне доктор сказала, что я могу спокойно ехать в Москву. Теперь я у вас хочу спросить: могу я спокойно ехать в Москву?

Она стояла двумя ступеньками выше, и Андрею неудобно было так разговаривать. Он жестом пригласил ее сойти. Но Марьямик осталась стоять на своем месте.

- Тяжелая у вас работа, - сказала она с холодной усмешкой, - подозревать хороших людей, чтоб только выискать плохих…

Белый халат распахнулся, Андрей увидел у нее на груди Золотую Звезду Героя.

- Да, есть работа и получше моей, - с достоинством признал он, - только мне вот моя нравится. В определенном смысле и я «ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный…» - Андрею вдруг стало неловко: не ко времени вырвались любимые строки. - Это так у Маяковского, - смущенно объяснил он.

- Ну и что? - пренебрежительно сказала Марьямик. - При чем тут эти стихи?

Андрей усмехнулся:

- Я полагал, что будет понятно… Я тоже, знаете ли, делаю всякую черную работу, чтобы моим согражданам жилось почище, получше…

Андрей снова поднял было руку к козырьку, но вспомнил, что он все еще без фуражки.

- А в Москву вы можете ехать с легким сердцем.

И пошел из больницы.

- Постойте! - негромко позвала Марьямик. Теперь она весело глядела на Андрея своими ясными глазами. - Хоть бы счастливого пути пожелали, товарищ лейтенант!

Андрей кивнул ей головой. Ну что ж, счастливого пути! С сурово сведенными бровями он вышел на улицу.

У ограды его поджидал посыльный из сельсовета, который сообщил, что лейтенанта милиции просят прийти в дом к Микаэлу.

Каменный опрятный домик, принадлежащий Микаэлу, стоял в сотне шагов от магазина и был словно стеной прикрыт фруктовыми деревьями. Андрей так устал, что с трудом прошел это пустяковое расстояние.

Среди деревьев на траве лежал толстый ковер с цветными узорами, на нем дымилось огромное фаянсовое блюдо с бараньей долмой, грудой были насыпаны абрикосы, а в ведре холодной воды плавал, охлаждаясь, кувшин с вином. По краям ковра, поджав ноги, сидели председатель сельсовета, Микаэл и представитель районного отделения милиции, то и дело бросавший кости своей серой овчарке. Женщины на ковер не допускались - они только обслуживали обедающих.

Микаэл поднялся и, оказывая все полагающиеся в таких случаях знаки внимания и гостеприимства, повел Андрея к ковру.

- Спасибо! - говорил он с чувством. - Спасибо тебе, что ты не прошел мимо моего дома. Почет тебе и уважение! Микаэл - скромный человек, но он любит гостей, и гости тоже его любят…

- Верно! - крикнул милиционер.

- Ты устал - отдохни. - Микаэл сделал едва заметное движение черными бровями, и толстая, рыхлая женщина - очевидно, его жена - торопливо подала Андрею граненый стаканчик.