Караян

Из Вашингтона оркестр направился в Чикаго, где дал два концерта. Ударным номером программы стала Восьмая симфония Брукнера, исполнение которой Караян сам позже назвал «одной из своих самых крупных десяти удач». В Бостон, куда оркестр затем приехал, инструменты прибыли перед самым концертом, а костюмы музыкантов так и не поспели. Репетиций не было, и это сказалось на исполнении. Открывавшая вечер Третья симфония Брамса прозвучала несколько неряшливо. Но увертюра к «Тангейзеру» Вагнера, которая закрывала программу, исправила впечатление. За это время Западноберлинский оркестр полностью освоился в Бостонском концертном зале и наполнил его колдовскими звуками. Увертюра к «Тангейзеру» не принадлежит к моим любимым произведениям, и концерт в Вашингтоне не изменил моего мнения. В Бостоне же музыка, казалось, получила новое измерение. Как выразился критик газеты «Крисчен сайенс монитор» Луис Снайдер, исполнение было отмечено «эпическим величием, не имеющим ничего общего с камерным подходом к Вагнеру, который приписывают Караяну». А на критика местной газеты «Бостон глоуб» Ричарда Даера исполнение произвело еще более сильное впечатление: «Само звучание столь прекрасно, что оно полностью подавляет всякое желание рационального анализа».

В Нью-Йорке, однако, снова начались неприятности, потому что хулители Караяна уже приготовились встретить его в штыки. Гарольд К. Шонберг отозвался в «Гаймс» о концертах благосклонно, но сдержанно; Дональд Хенан на страницах той же газеты исходил желчью: «Какая замечательная штука-реклама! Герберт фон Караян въезжает в наш город во главе своего оркестра под грохот барабанов и изгоняет всякий здравый смысл... Его Бетховен (Четвертая симфония) не только не стал звездным часом нашего времени, а попросту оказался бездушным, чопорным, начисто лишенным всякой непосредственности. Это была хорошая компьютерная музыка для тех, кто любит такие вещи... «Жизнь героя» дирижер подал в совершенно безликой манере, как продукт известной фирмы, про который все знают, что он хороший, не раскрывая упаковку» («Нью-Йорк таймс», 13 ноября 1974 г.).

Эту точку зрения поддержала и Стефани фон Бекан из «Мьюзикл Америка»: «Он погубил Четвертую симфонию манерой и одновременно грубой интерпретацией, поднимая такой грохот, будто играл для глухого Бетховена» (февраль 1975 г.). Как видим, творчество Караяна всегда вызывает споры. По моему мнению, мистер Хенан несправедливо назвал интерпретацию Штрауса «совершенно безликой»; исполнение было хорошо подготовлено, и уж никак не безлико. Наоборот, на меня оно произвело впечатление самого проникновенного исполнения этого сочинения, какое я когда-либо слышал. Сольные партии скрипки и валторны в финале поражали своей изысканной нежностью. Возможно, мистера Хенана, как и многих других, ввело в заблуждение поведение Караяна за пультом, потому что Караян не отражает в жестах и выражении лица царяших в музыке чувств и может показаться несколько отстраненным. Однако главное заключается в том, что он сообщает свои чувства музыкантам, и они, бесспорно, выражают их в своей игре. Западноберлинский филармонический оркестр играет с бо́льшей самоотдачей, чем какой-либо другой оркестр в мире. Эти музыканты относятся к своей работе с необычайной серьезностью и достоинством, а когда за пультом появляется Караян, они играют еще увлеченнее. Как сказал первый флейтист Джеймс Гэлуэй, «когда он становится перед нами, происходит что-то такое, чего не бывает при других дирижерах».

7. Империя Караяна