Не сумев преодолеть высокий голый бархан, Оразгельды сдал назад и повел грузовик наискось.
И вот в темноте, точно звезды на черном каракумском небе, засветились в лучах фар десятки овечьих глаз. Не выключая мотор, Оразгельды выпрыгнул из машины и стал забрасывать овец в кузов. Старый чабан тоже попытался поднять овцу, но не смог донести до кузова — упал. Оразгельды помог ему встать.
— Идите в кабину, я один все сделаю, — прокричал он, стараясь перекрыть свист и завывание ветра.
Вытирая слезящиеся глаза, старик через ветровые стекла следил, как Оразгельды торопливо переправляет испуганных овец в кузов грузовика.
…И снова, петляя между барханами, Оразгельды колесил по пескам… Стоп! Впереди, истекая кровью, лежала овца.
Оразгельды, а за ним и Довлет-ага выскочили из кабины. Овца, задыхаясь, билась в судорогах.
— Беда, сынок, волки, — сказал Довлет-ага.
— Вот следы, — заметил Оразгельды.
Они быстро вернулись в машину и поехали по следам, быстро заносимым песком. Вот еще одна растерзанная овца, еще и еще…
— Вот они! — крикнул Оразгельды.
В свете фар показались волки, угонявшие часть отары.
— Быстрее, сынок, быстрее!
Волки, почуяв погоню, бросились в разные стороны.
Подъехав к овцам, Оразгельды стал грузить их в кузов.
Светало.
На строительной площадке ветер срывал
щиты и рогожи, которыми были прикрыты траншеи, поднимал в воздух и уносил прочь. Один щит, кувыркаясь, подкатил к соленому озеру, полыхавшему сплошным костром, вспыхнул и, рассыпая искры, понесся по пустыне дальше…
— Скажи, ты очень сердишься на меня? — спросила Вера.
— Очень, — сказал Юсуп. — Я даже не могу объяснить тебе, как я зол. Но больше мы никогда не будем вспоминать об этом.
Они разговаривали в вагончике, сидя на койках друг против друга. В невидимые оконные щели надувало пыль.
— Мне будет легче, если мы уедем отсюда, — сказала Вера. — Работы в песках полно.
— Мы не можем уехать, это будет похоже на бегство сусликов. И так уже мало кто верит, что месторождение удастся спасти.
— А ты веришь?
— Верю, — твердо сказал Юсуп.
— Что это? — испуганно спросила Вера, взглянула в окно.
Горящий щит приближался к складу горюче-смазочных материалов и гаражу, куда на время песчаной бури согнали- всю технику: тракторы, бульдозеры, трубоукладчики, грузовики, пожарные машины…
— Зови ребят! — крикнул Юсуп и выбежал из вагончика.
Щит был большой — в два человеческих роста. Изловчившись, Юсуп схватил его с той стороны, где не было еще огня, и тут их вместе мощным порывом ветра подняло в воздух. Юсуп отпустил руки, а щит, хлопнувшись о землю, вновь был подхвачен ветром…
Юсуп догонял его, пытаясь наступить на сколоченные доски ногой, придержать руками. Ничего не получалось. До склада горюче-смазочных материалов оставалось не более сорока метров. Тогда он, выбрав момент, обеими ногами прыгнул на щит. Чувствуя, что его сейчас опрокинет, Юсуп распластался на нем всем телом.
Начинала гореть одежда. Стиснув зубы от нестерпимой боли, он продолжал лежать, понемногу планируя на горящих досках. В какой-то момент ему удалось ухватиться рукой за ветвь саксаула.
Вместе с кожей островками выгорали на нем рубашка и брюки. Огонь хлестал по рукам и лицу. Кричать не хватало сил. Теряя сознание, он мертвой хваткой удерживал ветвь, готовую вот-вот оторваться от своего ствола.
Подбежали рабочие, баграми зацепили щит, сияли с него Юсупа и отнесли в медпункт. Положили на койку.
Вера грохнулась на колени. Не в силах поверить в самое страшное, она целовала его почерневшее лицо, трясла, надеясь, что может случиться чудо и к нему вернется сознание.
Буря кончилась, стало совсем светло.
Оразгельды подъезжал к поселку в тот самый момент, когда тело Юсупа Бердыева, накрытое простыней, на носилках несли к самолету. За ним медленно двигалась колонна тракторов, трубоукладчиков, пожарных машин.
Оразгельды подошел к Круглову:
— Кого это?
— Юсупа.
Носилки внесли в АН-2. Вместе с Верой в самолет вошли Халык и Марко Птиченко.
Водители всех машин одновременно нажали на клаксоны, и все остальные звуки мгновенно исчезли в пронзительном долгом и печальном гудке…
Короткий разбег — и самолет, выкрашенный в цвет бутылочного стекла, взлетел. Набрав высоту, он совершил прощальный круг над поселком, потом еще один круг — над ревущим факелом и взял крус на север.
Оразгельды протянул Круглову ключи от машины.
— На первый раз прощаю тебя, — сказал Круглов. — Но если еще хоть раз самовольно уедешь…
— Ты не понял меня, Круглов, другого раза не будет. Я возвращаюсь овец пасти.
Оразгельды вложил в ладонь Круглову ключи.
Между тем факел поднялся еще выше. Теперь в нем было за сотню метров.
День и ночь люди вели неравную схватку с огнем. Через скважины мощные помпы закачивали соленую воду под землю. Непрерывно поливали раскаленный песок, от которого, как от жаровни, поднимался густой пар.
Дверь штаба была открыта, и Малышев, разговаривая по телефону с Довлетовым, поглядывал в сторону факела.
— Закачка воды через скважины пока не дала никаких результатов, — докладывал он.
— Новые грифоны появляются?