Караоке а-ля русс

Буратина повернулся к сидящему слева от него Поночке.

– Как только петь закончат, берём и тащим его к выходу. – Прошипел он, в ухо товарищу.

– А Дед Мороз нас-стоящий? – Жалобно спросило тело, которое привлёк нелепый танец под ёлкой.

– А то! – ухмыльнулся Буратина.

– Пиздишь! – Произнесло тело, неожиданно обозлившись.

– Да нет конечно…– решил сгладить углы собеседник.

– А кто т-там?

– Гулька! Гулька – Дед Мороз – злорадно выкрикнул Поночка, не осознавая последствий своей неудачной шутки.

– Гу-улька…Гюльчата-ай – Свекольно красное лицо растеклось в блаженной улыбке.

Гуля Садыкова была первой красоткой во всей параллели. Она обладала крупными внушительными формами, идеальным кукольным лицом и иссиня чёрными локонами. По привлекательности Гуля могла конкурировать, разве что с нашей Светкой, но она к этому времени уже перешла в другую школу.

Теперь всё внимание эпотажного субъекта было поглощено Дедом Морозом. Он тщетно пытался сфокусировать свой плавающий взгляд на красном тулупе, воображая находящиеся под ним аппетитные формы. Эх…будь он чуть трезвее и капельку внимательней, то наверное увидел бы, что та самая Гуля сидит как раз напротив него у противоположной стены и очень часто бросает полный укоризны взор в его сторону.

Тем временем песня уже закончилась, и Сурепа приглашала всех желающих поводить хоровод вокруг ёлки. После того, как желающих не оказалось, Сурепа одним своим угрожающим, цепким, как рыболовный крючок, взглядом, подняла с мест нескольких ботаников и отличниц.

Хоровод всё равно был ничтожно маленьким, чтобы замкнуться вокруг ёлки, и находчивая Снегурочка предложила станцевать Ломбаду. Из многострадальных колонок вперемешку с треском и пылью бахнула до тошноты заезженная мелодия, сопровождаемая грубым голосом латинской певички. Танцоры сбились в корявую разноцветную сороконожку, которая хромая , косолапя и раскачиваясь, поползла вокруг ёлки. Головой сороконожки была неуклюже ковыляющая высоченных каблуках, Сурепа. Было похоже на то, что она оседлала невидимую лошадь, которая время от времени взбрыкивала и вставала на дыбы. За Сурепой семенила Снегурочка, которая хоть и не в идеале, но всё же изображала что-то похожее на танец, стараясь плавно вилять бёдрами. Дальше была просто беда. Туловище сороконожки то растягивалось, то сжималось, деревянные лапки тащили её в разные стороны. Хвостом бедного насекомого было суждено стать Деду Морозу, который тщетно пытаясь поймать ритм, постоянно сбивался и менял ногу. Бедный дедушка почему-то решил, что сороконожка, должна ходить именно в ногу, как взвод солдат.

Посчитав, что этот ужасный танец, лучшее время для того, чтобы убрать с глаз невменяемого друга, Буратина и Поночка схватили его под руки и , почти волоком, потащили к выходу. В какой-то момент пьяное тело выскользнуло из рук конвоиров и метнулось к танцующим. Ухватив Деда Мороза сзади за бёдра, оно стало изображать недвусмысленные движения, которые можно было расценить, как самый пошлый вариант ломбады. Дед Мороз тут же прекратил танец и развернулся лицом к телу. Дедушка был на полголовы выше, и тут бы пьяному дурню насторожиться. Он же, довольно улыбнувшись ухватил дедушку за бороду громко продекламировав, так, что услышал весь зал.

«Гюльчатай, открой л-личико!»

Ватная борода сползла вниз, обнаружив под собой чёрную щёточку усов физрука Нафани. Дед Мороз стряхнул с себя рукавицу и в мгновение прилепил широкую ладошку к уху неадекватного ублюдка.

«А-а-а!» – завизжал тот, распахнув рот, будто выброшенная на берег рыба.

Добрый дедушка, словно мешок с подарками, протащил негодяя за ухо через весь зал, потом через коридор, спустился с ним на первый этаж, вывел на крыльцо и только там отпустил многострадальное ухо. Потом он развернул негодяя лицом к крыльцу, спиной к любимой школе и дал ему увесистого пенделя подошвой огромного валенка. Тело, сделав пару кувырков через голову, скатилось с крыльца и застыло на заснеженном тротуаре. Тем временем, на крыльце появились провожатые негодяя, один из которых держал в руках пуховик.

– Быстро взяли его под мышки и домой! – Грозно сказал Дед Мороз, обращаясь к друзьям. – Только чтоб лично в руки родителям. Я проверю!

***

Душа и разум возвратились в тело, только утром, когда сквозь обрывки песен, фраз и криков, роящихся в моей голове, пробился грозный голос отца.

– А ну-ка подъём, пьянь!