Аккурат под пухлыми розовыми сосочками находятся две коричневые точки, больше похожие на родинки. Под ними ещё две, точно такие же. Родинки расположены ровно друг под другом так, что если провести линию, от соска, до самой нижней – получится прямая. Эти еле заметные точки, Буратина не стесняясь демонстрировал нам и не только, утверждая, что это недоразвитые соски. Он был горд этим атрибутом атавизма, который скорее всего, являлся плодом фантазии его матери. Когда-то пухлому малышу внушили, что он исключительный и носит на себе, божественный знак. Уже тогда мы смотрели на это, как на бзик, но никто из нас не думал, что Буратина до сих пор верит в эту легенду.
– Точно, вон они! – тычет пальцем Поночка.
– Вымя на месте! – утвердительно качает головой Геракл. – Только молока так и нет…
– Ага…все шесть. Убедил, теперь можешь запахнуться. – говорю я.
– Ну так вот…– продолжает свою мысль Буратина. – Вы же знаете, как дороги мне мои сосочки. Точно так же мне дороги все вы, каждый из вас. Я поднимаю бокал за то, что вы у меня есть!
«Ура-а!»
Снова бряканье стаканов и хлюпанье, проливаемой внутрь жидкости. Осушив свой стакан, Буратина закидывает в рот ветку кинзы, на пару секунд задерживает взгляд на часах, затем поворачивается к Светке.
– Ну что? Пора!
Светка кивает и охотно встаёт из за стола.
– Куда же вы так спешите! – я всё ещё надеюсь, что они передумают. – Классный был тост, дружище. Особенно лестным было сравнение нас с сосочками. Слушайте…а может ну его это вино? Ночь и так короткая, а нам будет скучно без вас. Света и виски неплохо пьёт. Может ещё один тур игры?
– Вы и соскучиться не успеете – улыбается Светка, поправляя платье на бёдрах. – Мы же недолго. Правда, Серёж?
– Двадцать минут, полчаса самое большее. – С готовностью отвечает Буратина, вставая из за стола. – Вы пока пейте, закусывайте, пойте. Как вернёмся, ещё покурим и станцуем. Кто сказал, что ночь короткая? – Он обводит рукой зал, с наглухо завешанными окнами. – Наша ночь может длиться сколько угодно.
– Я провожу! – поднимаюсь, иду вслед за ними.
У двери, Буратина снимает часы, пихает мне в ладошку.
– На…будешь кино смотреть. Вот ещё это. – Он роется в кармане, а потом что-то достаёт и тоже вкладывает в мою ладонь поверх часов. – Это наушник. Будешь слышать всё лучше, чем в реале.
Положив часы в карман, я кручу в руках, похожую на большую чёрную горошину приспособу.
– Главное не забывай про инструкции.
– Ты тоже кое-что помни. – Я хватаю его крупную голову, притягиваю к себе, шепчу в огромное, словно лопух ухо. – Если с ней что-нибудь случится, я тебя убью.
– Понял! – отвечает он с весёлой улыбкой, будто услышал доброе напутствие.
Я беру Светку за плечи, оттаскиваю в сторону, прижимаю к стене, жадно и долго целую в губы. С трудом отлипнув от вожделенной, пахнущей свежей клубникой, мякоти, шепчу:
– Света, я тебя прошу, оставайся. У меня дурное предчувствие. Ну разве тебе плохо здесь, со мной?
– Дело не в тебе, Слава. – на её раскрасневшемся лице грустная улыбка. – и не в Серёге, и не в том, что я выпила. Просто я на грани. – Фраза «На грани» звучит как шипение змеи. – Это нужно для меня, Слава. В последнее время, я совсем потерялась. Раньше держала семья, работа. Сейчас, семьи нет, а в работе ничего, кроме рутины…Ты знаешь, я всю жизнь о чём-то мечтала. Всё время надеялась на какое-то чудо. Всё говорила, что завтра будет лучше, чем сегодня, что вот-вот случится что-то, что вырвет меня из рутины и серости. В последнее время, я уже не мечтаю. Я перестала верить, Слава. Наверное, старость наступает тогда, когда ты перестаёшь мечтать. Я не хочу стареть, Слава, поэтому я иду с ним. – Она крепко прижимается ко мне губами, потом отталкивает и идёт к двери.
Буратина прикладывает пластиковую карточку к серой коробке на стене, тяжёлая дверь плавно открывается наружу, и они пропадают во мгле коридора. Я пытаюсь потянуть дверь на себя, но она сама медленно плывёт навстречу до тех пор, пока не лязгает замок.
12
Какое-то время я стою, уставившись на серое полотно. Мне нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что необратимый шаг сделан, дверь закрыта и с этого момента всё должно приобрести другой смысл. Операция началась, и я отвечаю за прикрытие. Я отвечаю за её безопасность.
«Сява, ты чё там застыл. Втыкаешь что ли?» – кричат из-за стола.
Я накидываю часы , магнитный браслет защёлкивается на запястье правой руки. Вставляю в ухо наушник, разворачиваюсь и иду к столу.
«Цок-цок-цок» – громко стучит в правом ухе. Это Светкины каблуки.
«Цокцок-цокцок-цокцок» – они спускаются с лестницы.
Весёлая компания, что-то активно обсуждает. Геракл, тряся кулаком с зажатым в нём куском мяса, рассказывает какую-то историю, Поночка хохочет, тыкая в бок Уксуса. Тот покраснел и что-то бормочет, будто оправдываясь, потом машет рукой и начинает смеяться вслед за друзьями. Я смотрю на всё это как на немое кино, фоном к которому выступают шелест платья, стук каблуков и поскрипывание резиновой подошвы.
Они идут молча, не произнося ни единого слова, будто спецгруппа выдвинувшаяся к месту важной операции.
***