Караоке а-ля русс

–Фуф – пальцы зарывают потухший бычок в горе пепла. Карлик улыбается, словно закончил рассказывать увлекательную историю. – Зачем я это рассказываю? Для того, чтобы вы поняли, что на этот раз я не блефую и игра будет честная и до конца. Вот ведь какая коллизия получается: он третирует меня, а я вас. Для вас я тоже самое, что для меня он. И в этот длинный вечер кому то из нас суждено освободиться от дьявола, или встретиться с ним лицом к лицу. – Он выпрямляется на кресле и хлопает в ладоши, будто босс, закончивший планёрку и отправляющий коллектив по рабочим местам. – Итак, начнём. Надеюсь, я придал вам бодрости!

29

Мне кажется, что потолок медленно опускается, подобно матрице пресса. Он давит на голову, заставляя её уходить глубоко в плечи. Мой череп норовит заползти в туловище, как у черепахи, прячущейся в панцирь, от надвигающейся беды. Слова Карлика словно ядовитый токсичный дым проникают внутрь, спирая дыхание и вызывая приступы тошноты. Этой своей исповедью он отобрал у меня, у всех нас надежду, что всё может кончится хэппи эндом, и сидящие здесь покинут комнату в полном составе. Теперь мне ясно, что этого уж точно не будет и остаётся только маленькая надежда на то, что результат игры будет в нашу пользу. И этот тихий вопль надежды, обращён сейчас к медленно поднимающему отягощённую пистолетом руку, Буратине. У него должно получиться, иначе, зачем бы ему вызываться играть первым.

Сухой щелчок , возвещает о том, что курок взведён, пружина натянута. Через какие-то секунды, нажатие пальца на триггер освободит пружину, которая сжимаясь, увлечёт за собой боёк. А дальше…

– Молодой человек, – снова слышится противный писк Карлика, – поскольку, сейчас играем по настоящему, я просил бы вас соблюсти некоторые предосторожности. Пожалуйста, развернитесь левым боком к стене. Вот так…

Буратина поворачивается на стуле, и я вижу его бледный профиль с приставленным к нему стволом. Ещё я вижу часть глянцевой перламутровой стены, которая усеяна, хаотично расположенными чёрными точками. Если всё пойдёт не так, к этим точкам прибавится ещё одна. Но эта будет большой маслянистой бурой кляксой.

«Дружище, ты уверен, в том, что делаешь? – адресую я ему немой вопрос. – Надеюсь, что уверен! А если нет?

Уверен, или нет?

Ты уверен, или нет?

Пуля и ствол, нажал и разошлись!

Мёртвая тишина!

Ты уверен?

Он дьявол!

Не надо!

Уверен, или нет?!

ЧОК-К!

Сухой удар пробивает мне темечко, застревает ржавым гвоздём между полушариями. Я морщусь, сдавливаю веками глаза так, что те вот-вот лопнут.

30

В темноте я слышу три монотонных хлопка в ладоши.

– Браво! Можете считать, что вы родились в рубашке. На сей раз игра для вас закончена. – приглушённый голос Карлика раздаётся где то очень далеко. Это просто кошмарный сон. Я открываю глаза и понимаю, что по-прежнему нахожусь в этом сне.

– Твоя очередь, – сипит Буратина пропавшим голосом и протягивает револьвер Карлику.

Тот, ухмыляясь, с радостной готовностью хватает револьвер.

– Хм-м…разумно. – говорит он, любуясь своей страшной игрушкой. – Мой шанс вылететь, хоть и не самый большой, но всё же один к четырём, а это достаточно критично. – он снова закуривает, делая невероятно глубокую затяжку, будто хочет прикончить сигарету за один раз. – На вашем месте я бы сделал точно такой же ход. Тактически это верно. Теория вероятности, конечно, имеет место, но на то она и теория, что исключает случай. Для оставшихся игроков есть один жирный плюс: это то, что моя вероятность один к четырём, сыграет раньше, чем их «один к трём», «один к двум» и «один к одному». Итак, вам остаётся надеяться на его величество случай.

«Ну уж нет дружок. В этот раз все мы надеемся на одно величество. И это величество зовут Сергей Бондарь».

Я бросаю взгляд на Буратину, который продолжает сидеть как замороженный и смотреть стеклянным взглядом поверх головы Карлика. Наверное, он не отошёл от шока, или…А если он не уверен? Что если он ошибся? Одно дело крутануть барабан на удачу, так, что бы в боевую позицию встала пустая камора, другое, рассчитать всё так, чтобы за этой пустой каморой шла камора со смертельной начинкой.

– Ну да ладно. Долгие проводы, лишние слёзы! – очередной (надеюсь последний) бычок тонет в воздушной горстке пепла. Карлик отталкивается ногами от пола и откатывается на кресле к стене. – На всякий случай прощаюсь и благодарю за игру. Гера, ты всё знаешь!

Мёртвое лицо Германа не выражает эмоций, глаза по-прежнему спрятаны в слепых стёклах. Брат только чуть отклоняется в противоположную сторону, а это значит, что Карлик не блефует.

Прислонённый к палевому виску ствол, на фоне детской головы, кажется невероятно толстым, как жерло пушки.