– Вот он этот момент. Интрига, кайф, то чем я живу последние три месяца. – Он говорит чуть медленнее, чем обычно, но из голоса исчезли все эмоции, будто вещает механическая кукла. – Думаете, мне страшно? Ничуть. В эти моменты я спокоен как никогда. – палец лежит на курке и мне кажется, что он совершает поступательное движение, только скорость этого движения ничтожно мала. Ноль целых ноль ноль ноль тысячных метра в минуту. – То, что произойдёт после того, как курок будет спущен, для меня в любом случае будет благоприятным. – в холодном голосе слышится сосредоточенность сапёра, или хирурга. Его палец в пути. Он просто забалтывает себя и нас и это…произойдёт внезапно для всех, в том числе и для него.
Герман отклоняется всё дальше и отворачивает голову к противоположной стене, Буратина так и не отошёл от заморозки, Светка закрыла глаза ладошками. Я снова зажмуриваюсь, и слышу только этот голос.
– Чего тут бояться. Я либо увижу свет в конце тоннеля и всё, что происходит в этом мире, будет для меня уже неважно, либо раздастся холостой щелчок, который вызовет у меня очередной всплеск дофамина. Тогда это будет настоящий праздник души, ведь впереди нас будет ждать интригующая развязка. – голос становится всё тише, тоньше, сосредоточеннее.
Это произойдёт уже сейчас. Господи, скорей бы это случилось. Я никогда не желал никому смерти, но в этом случае, это будет самым безболезненным для нас и справедливым для него выходом. Карлик наконец то найдёт то, чего искал, а мы, возможно выберемся отсюда живыми. Пусть пустыми, пусть обманутыми и с голыми жопами, пусть напуганными, забрызганными чужими мозгами, но живыми.
– Это будет интересно…один к трём…один к двум ещё интересней…– это похоже на то, как человек, чтобы уснуть считает в уме барашков. – А когда останется один к одному…
«Быстрее»
…На это стоит посмотреть…
«Пожалуйста!»
…вы только представьте…
«Пожалуйста!»
…один к
ЧОК-К!
НЕТ!!
– Ха-ха-ха…мне везёт, как утопленнику! Ну почему мне так везёт?
НЕТ!!!
31
Сжатые веки распахиваются резко, будто автоматические клапана. Я вижу ёрзающего в кресле живого и здорового Карлика. Он крутит пистолет, продев палец, в рамку курка и улыбается так, что конец кривого рта вот вот-вот выдавит правый глаз. Детское личико наливается краской, как у рака, которого поместили в кипящую воду. Он семенит ножками, подкатывая кресло со своим тельцем к столу, хватает пачку, делает резкое движение кистью так, что сигарета вылетает вверх, ловко подхватывает её тонкими рыбьими губами, звякает крышкой зажигалки, глубоко втягивает в себя шипящий дым.
– Ммм…первая затяжка ни чуть не хуже последней. Такая же сладкая. Вы знаете, после этой процедуры я каждый раз чувствую себя новорожденным младенцем. Ну вы то уже познакомились с этим чувством? – сверкающие глазки обращены к Буратине.
Тот продолжает сидеть, будто замороженный и никак не реагирует на вопрос Карлика. Он ошибся.
«Ошибся! Ты, сука, ошибся! Ну, конечно, всё что ты и мог сделать, так это вывести из под удара себя родного. Ты же никогда не думал о других…» – Я скрипя зубами смотрю на застывшего Буратину и на выпендривающегося Карлика. Я закипаю, я не хочу, чтобы это продолжалось…
– Ваш друг до сих пор в экстазе, что немудрено! – веселится Карлик. – Вы знаете, женщины после хорошего оргазма несколько минут не могут говорить. Что там говорить, они и думать не могут. Поверьте, это чувство сродни самому глубокому оргазму. Да что я треплюсь, ведь среди нас есть девушка, она и сама может подтвердить. Я прав?
Губы Светки презрительно кривятся. Она понимает, к чему он ведёт.
– Что вы ни разу не испытывали этого чувства? – делано расстраивается Карлик. – Ай яй яй, молоды-ые лю-юди. – презрительная усмешка адресована уже нам…– ну как же так. Вы втягиваете женщину в опасные интрижки, даже не заботясь о том, что для неё является самым главным. К чему стремится вся сущность молодой самки, ради чего она старается быть красивой, одевает броские платья, красит лицо, брызгается изысканными ароматами. Всё это ради одного…ради удовлетворения базового инстинкта. Да если бы хоть кто-то из вас дал ей это (всего лишь ЭТО), разве она стала бы ввязываться в столь опасное предприятие? Ну да ладно…если этого не можете вы, я сделаю это сам. Я доставлю ей это удовольствие, преподнесу, как самый дорогой подарок. Возьмите, милая леди…берите-берите…
Резная рукоятка плывёт над столом, бросая тень на тарелку с сыром, пролетает над наполовину приконченным сетом «Филадельфии» и останавливается на уровне декольте, демонстрирующем белую как пергамент кожу.
Длинные пальцы обхватывают фигурную ручку, красный острый ноготь, пролазит в планку курка.
– Нет-нет! – я поднимаю ладонь. – Следующим буду я. Я хочу играть следующим!
– Молодой человек, вы наверное не расслышали правил? Сыгравший передаёт пистолет любому…любому, кому он посчитает нужным.
– Так отдай его мне! – рычу я, срываясь на хрип. – Почему бы тебе не передать это мне! – я угрожаю, давлю на эти маленькие глазки.