Карат. Чёрное сердце

А я уже не замечала, как была готова снова, став податливой и влажной, застонав в его рот, когда пальцы Карата опустились прямо в мое лоно, поглаживая и лаская.

— Хочешь еще, детка? — хрипло выдохнул он.

— Хочу-у-у…

Мой ответ утонул в протяжном стоне, потому что вслед за своими пальцами Карат опустился губами, доводя меня до состояния агонии, в которой я металась по постели, приподнимая бедра в такт его языку, пока мышцы на животе не стали подрагивать от напряжения, что стреляло во мне и взрывалось.

Он не просто ласкал — буквально вылизывал, не оставляя без внимания ни одного, даже крохотного миллиметра моего тела. Играл своим жарким языком, водил им, собирая соки моего тела и не позволяя мне сжать ноги, когда новая волна наслаждения пошла по телу электрической волной, кусая мелкими колючими разрядами позвоночник и отдаваясь дрожью в каждом трепетном окончании, каждой дрожащей клеточке.

Но и на этом Карат не собирался останавливаться, снова нависая, чтобы поцеловать страстно и глубоко, дав почувствовать мне собственный вкус и снова раздвигая мои дрожащие ноги, чтобы начать двигаться еще и еще.

В этот раз размеренно и чувственно, давая сполна ощутить, как его возбуждение скользит во мне, растягивая тугие упругие стеночки, и как мое тело принимает его.

Так ме-е-едленно и сладко, что я хваталась за его плечи, умоляя не останавливаться и глядя в эти неоновые глаза до головокружения, видя в них то, что никогда не видела до этого, — его чувства, что были гораздо сильнее привязанности. Гораздо более глубокими, чем симпатия.

Если мужчины, подобные Карату, умели любить, то я бы сказала, что видела в его глазах любовь.

Он не останавливался до утра, пока я не охрипла от стонов и криков и мое тело было больше не способно двигаться, а мышцы внизу живота подрагивали и сжимались хаотично и отрывисто.

Между бедрами жгло, но я была счастлива, как не была еще никогда!

— Ты в порядке, детка? — Карат обнимал меня одной рукой, когда я блаженно растянулась под его горячим боком не в состоянии больше пошевелиться, но и не могла уснуть, даже если небо стало розоветь рассветом.

Эмоции переполняли меня, а мысли разбегались, но в этот раз скорее от излишней эйфории, как сумасшедшие гуси, которые наклевались забродивших яблок.

— В полном, — выдохнула я, слыша, что мой голос осип от излишнего проявления собственного наслаждения этой ночью, и Карат хохотнул, вдруг целуя меня в висок.

— Поначалу будет тяжеловато, потом привыкнешь.

Я широко улыбнулась, готовая постигать эту сладкую пьянящую науку столько, сколько будет нужно, заранее зная, что буду самой прилежной ученицей, готовой возвращать каждое прикосновение и каждый поцелуй своему сексуальному учителю.

— …Скоро папа вернется домой, и будет очень шумно.

— Я позвонил Сапфиру и предупредил, что ты будешь со мной.

В этот раз хохотнула я.

— Не удивлюсь, если папа ринется искать нас!

— Отныне ты не его забота, — Карат сжал меня рукой сильнее, а я пыталась сдержать улыбку, но снова не смогла.

Боги, если бы я только знала, какой счастливой и умиротворенной буду сейчас, то не стала бы мучить себя и ждать все эти дни, а пошла бы искать Карата гораздо раньше!

Впрочем, возможно, всё закончилось бы не так бурно и горячо, будь я в ином состоянии духа.

Я водила подушечками пальцев по его груди, будучи не в состоянии перестать касаться его, но мыслями возвращаясь к тому, что происходило в последние дни, и как же было страшно за семью.

— …Как прошла ваша диверсия?..

Карат не напрягся, никак не выдал того, что внутри него что-то изменилось. Даже дышал всё так же ровно и спокойно, закинув одну руку за голову, а второй обнимая меня. Но что-то в нем неуловимо изменилось. Я чувствовала это кожей.

— Быстро.

Говорить об этом он не хотел. Это было ясно по ответу, как бы мягко он ни прозвучал, и мне вдруг стало страшно.

Карат умел хранить тайны, как никто другой. Умел обводить вокруг пальца даже самых хитрых.

Но всё то, что он держал в себе, пугало меня и словно отдаляло.

— Что бы там ни было, не стоит всё принимать на свой счет, — тихо отозвалась я, почему-то прижавшись к Карату сильнее и обхватывая теперь двумя руками за торс, потому что боялась его отпустить. Не могла себе это позволить.

Он выдохнул.

Тяжело и протяжно, отчего стало еще больше не по себе.

— Это всё началось с меня, детка. Мной и закончится.

— Ты берешь на себя слишком многое…

Карат только покачал головой.

Я не была уверена, что он скажет что-либо еще, затихая и даже затаив дыхание, когда мой Бер выдохнул хрипло и тихо:

— Знаешь, когда я впервые увидел Сапфира, то вспомнил себя. Я был такой же — дерзкий, самоуверенный, не признающий никаких правил и условностей. Я плевать хотел, кто и что обо мне думал, потому что был старшим сыном Короля Кадьяков и моя кровь делала меня особенным.