Голос барона срывался и дрожал. Урод бился в истерике на фоне догорающего поместья. Вначале я его бил. Бил руками, ногами. Потом выведал, где он хранит свои деньги. Этот параноик устроил в поместье целых пять тайников, где хранилось денег и драгоценностей на полмиллиона рупьев. Неплохая вира за моего повешенного человека и за одного дружинника, погибшего при штурме. Больше потерь не было. Прежде чем войти в поместье, мы швырнули туда десяток гранат, и плотным строем вошли в помещение. В зале царил ад, стонали раненые и оглушённые дружинник Эльмаха. Мои люди принялись их методично добивать, укрываясь за щитами. Я разбил их на пятёрки и отправил по этажам. Трое с копьями — двое с мечами. Копьеносцы били из-за щитов выскакивающих дружинников и слуг, меченосцы добивали тех, кто успел проскочить мимо копий. Не повезло одному дружиннику. Слуга Эльмаха выскочил сзади из какой-то каморки и ударил в шею. Его сразу же убили, но пока я с медальоном исцеления добежал до раненого, тот скончался. В остальном всё прошло без сучка и задоринки. Эльмах забаррикадировался у себя в комнате, но три гранаты разнесли не только дверь, но и баррикаду из мебели. Обмочившегося, оглушённого барончика я за волосы вытащил во двор и стал бить. Вначале он рассказал, где мои люди, и дружинники кинулись их вытаскивать. Слава богам, все они были живы и сидели в подвале. Грязные, избитые, изголодавшиеся, но живые.
Потом я узнавал у барона, где он хранит деньги и драгоценности. Затем мои бойцы, к тому моменту добившие всех дружинников Эльмаха, вытаскивали всё ценное и вязали узлы. А я с интересом читал бумаги, взятые в одном из тайников барона. Потом я приказал повесить Эльмаха и даже Яг, посмотрев в моё перекошенное лицо, не посмел противоречить. Ловко перекинул верёвку через ветку дерева. И, когда барончика взметнули вверх, его визжащие выкрики превратились в хрип. Он засучил ногами и сдох. А я, тщательно запрятав бумаги на груди, со своими бойцами поехал в Тироль.
***
В главный торговый город Лесании мы въехали без проблем. Вряд ли кто-то успел сообщить о случившемся в поместье Эльмаха. Погибшего дружинника мы сожгли в поместье. Его товарищи сообщили, что он поклонялся Венею — богу войны и охоты, и потому погребальный костёр открывал свободный вход в его чертог. А что может быть лучше, чем погребальный костёр из поместья врага?
Да и если б доложили о сгоревшем поместье и повешенном барончике — попробуй докажи, кто там был. Но один из стражников, услышав, что прибыл барон Белогор, тут же метнулся к ратуше. Я проводил его понимающим взглядом и ухмыльнулся. Начальник стражи скривился и махнул рукой: мол, проезжайте. Я сразу направился на рынок. Благо, он уже открылся. Мохотун был уже в торговых рядах, и вид его был довольно кислым. Однако, увидев меня, купец заулыбался и поспешил навстречу:
— Господин барон, очень рад вас видеть, и надеюсь, что вы разберётесь с возникшим недоразумением. А то торговля страдает.
— Утро доброе, Мохотун. С недоразумением я уже разобрался. Торгуй спокойно. Со мной три десятка. Один десяток оставляю ещё, для усиления. Где ваша гостиница?
— А вот, прям рядом с площадью! — торопливо сказал купец.
— Я спать. Будет что-то серьёзное — разбуди.
— А Эльмах?
— Больше не побеспокоит!
Разбудили меня ближе к обеду. Яг настойчиво тряс за плечо, и я разлепил глаза.
— Барон! На рынке непорядок!
Я быстро вскочил и пошёл на выход. Что-то такое я и ожидал, потому лёг, не раздеваясь. Внизу уже ждали пять десятков моих воинов, кое-как разместившиеся в тесной гостинице.
— Яг, выстроить всех в колонну по пять. Идёте строго за мной.
И я шагнул в ярмарочную толпу. Передо мной и строем моих дружинников, сомкнувших щиты и шагающих за мной, толпа раздвигалась точно масло под ножом. Через минуту мы были у леренийских рядов, и застали там человек пятнадцать разодетых дворян, орущих и плюющих в стену щитов, выставленных перед ними.
— Эй, псы! — орал один из дворян, худощавый долговязый юнец с пропитым лицом. — Выходите-ка сюда, мы вам уши резать будем. А потом и вашему предводителю!
Его речь вызвала у юнцов бурю хохота. Молодёжь явно распаляла себя для боя, полагая, что дружинники не посмеют поднять руку на представителей дворянства.
— Это ты мне решил уши отрезать, ублюдок? — спросил я юнца. Тот, опешивший и от моего появления, и от моей фразы, застыл столбом.
Бамс! Мой правый крюк опрокинул дворянчика на землю. Я, сатанея, двинулся на толпу дворянчиков:
— Кто тут ещё хочет уши обрезать, твари? Кто из вас посмел открыть рот на барона Белогора? Один из них, видимо, самый храбрый, растягивая слова, ответил:
— Это ты-то барон? — и выхватил меч, — Давай-ка посмотрим, на что ты годен без щитов и магии!