Каратель

Глаза девушки были плотно зажмурены, под левым, начала наливаться, изрядная, гематома. Потрескавшиеся и разбитые в кровь губы, на животе и груди дико смотрелись красные пятна и ссадины. Щиколотки и запястья были, до синевы, перетянуты узкими кожаными ремнями, привязанными к глубоко вбитыми в землю колышкам. Осознав увиденное, я вернулся к скулящему, зажимающему покусанную руку парню, и, из-за всей силы, пнул его сначала в кобчик, очень желая, его сломать, а потом носком ботинка прямо в, прячущийся под короткой, жесткой челкой черного волоса, лоб. Парень дернулся и заткнулся, а я подобрал, лежащий возле его скрюченной кисти, нож, сказал Демону «Охраняй» и пошёл пилить кожаные ремни. Через пятнадцать минут, Глаша сидела, закутанная в мою плащ-палатку, периодически дрожала и бесконечно повторяла:

— Паша, они со мной ничего не сделали, они не успели ничего сделать.

Низ, раздельного Глашиного купальника, был разрезан на бедре, у верха были сломаны застёжки. Красивое белое платье, с чёрными вставками, выше пояса была разорвано на две половинки, поэтому, кроме моего форменного плаща ничего предложить девушке я не мог. Понимая, что Глаша зациклилась в истерике, я свернул винтовую пробку с бутылки коньяка и поднёс горлышко к разбитым губам девушки.

— Пей.

Глаша замолчала, недоуменно уставившись на стеклянное горлышко, с плещущейся под стеклом, янтарной жидкостью, а потом сделала пару глотков. Не ожидавшая такого эффекта, Глаша громко зашипела от боли, вызванного попаданием спирта на окровавленные ранки на губах, но зато, после этого, замолчала. Я присел рядом, обнял покрытые жесткой, прорезиненной тканью, плечи девушки и прижал ее голову к себе. Глаша зарыдала трясясь всем телом, раскачиваясь в такт моим утешениям, и пытаясь прижаться ко мне плотнее. Минут через десять, когда всхлипы стали реже, пришло время поговорить.

— Глаша, ты меня слышишь?

Голова, со спутанными, покрытыми пылью и песчинками, волосами, отчаянно закивала.

— Давай поговорим.

С трудом я разобрал ответ:

— О чем?

— Ну, например, кто такой вон тот урод, и что нам дальше делать.

— Это Диче Мангишь, мой одноклассник. Уже год уговаривает меня с ним переспать — Глаша попыталась плюнуть в сторону лежащего без движения, под охраной Демона, тела, но не получилось. Густая кровавая слюна повисла на поцарапанном подбородке.

— Ну так, что будем делать с твоим одноклассником.

— Паша, пожалуйста, прошу тебя, просто увези меня отсюда.

— Зашибись! И куда я тебя повезу?

— Домой.

— Домой ты в любом случае попадешь. Скажи, что будем делать дальше.

Девушка повернула ко мне недоуменное лицо:

— Паша, я тебе говорю, они ничего не успели сделать! Мы…

— Глаша, я сейчас у другом. Как мы будем выворачиваться из этого дерьма.

— Я не понимаю.

— Смотри. Мы сейчас встаем и уходим отсюда. Я не знаю, что ты собираешься сказать своим родителям, но если тебя все-таки изнасиловали, то тебе надо попасть к врачу, а так как тебе нет еще восемнадцати, то врач, без твоих родителей с тобой разговаривать не будет. Если тебя изнасиловали, и ты хочешь отомстить официально, врач должен, как можно быстрее, взять у тебя мазок. Потом, тебе надо принять какой-то оперативный контрацептив, я знаю, такие есть…

— Паша, они мне ничего не сделали…

— Глаша, тебя жизнь заставляет сейчас принимать взрослые решения. Если что-то было, скажи сейчас, это важно. Мое отношение к тебе от этого не изменится.

— Я тебе клянусь, что ничего не было.

— М-м-м. Ты знаешь, с одной стороны это очень хорошо, а с другой — очень-очень плохо.

— Ты что такое говоришь? Что меня не успели вые…ть — это плохо?

— Глаша, не кричи, ты, просто, меня не так поняла. Просто, у нас теперь новые проблемы.

— Да в чем проблемы то! — девушка оттолкнула меня от себя и закрыла лицо руками, а я, понимая, как я не романтично выгляжу, начал играть роль старого, занудного мудака.

— Глаша, слушай меня. Допустим, я сейчас несу или веду тебя до мотоцикла, и везу к тебе домой. Если твои родителя в первую минуту не убьют меня, что будет во вторую?

— Я им все расскажу.

— Допустим. Что папа и мама будут делать, если тебе поверят?

— Они…, наверное, в милицию пойдут.

— Правильно, пойдут в милицию. А там все, абсолютно все начальники, очень похожи на твоего одноклассника. И, знаешь, что будет дальше?

Глаша, глядя на меня начинающими заплывать глазами, помотала головой.

— А вам скажут, что их дочь — несовершеннолетняя проблядушка — после этих слов мне пришлось ловить попытавшуюся вскочить девочку, и с силой усаживать ее обратно.