Карательная медицина

Этот подход характерен для замкнутого, несвободного общества с установившейся формой единомыслия, с чертами тоталитаризма. Свободное плюралистичное общество допускает широкий нравственный выбор, возможность естественного поведения людей с различными нравственными позициями. Свобода и терпимость учат уважать чужие мнения, не допускают возможности огульного обвинения в психической неполноценности из-за несогласия или даже непонимания.

В советском обществе несогласие одиночек вызывает непонимание масс и властей. Не имея культуры свободы и, больше того, желая сохранить тоталитаризм, власти обвиняют инакомыслящих в сумасшествии.

Корни карательной медицины — в отчуждении, в непонимании, огульности, самоуверенности, нетерпимости. Это ее психологическая основа. Следующий шаг — наказание за несоответствие традиционным нормам. Тоталитарная политическая власть карает тех, кто несет людям мысль о свободе и плюрализме, об открытом противоборстве идей. Изобилие лозунгов «Народ и партия едины», «Еще теснее сплотимся вокруг родной ленинской партии», «Дело партии — дело народа» указывает, насколько власть дорожит монолитностью и единообразием общества. На наших глазах происходит попытка осуществления «Проекта о введении единомыслия в России» Козьмы Пруткова[3].

Таковы, на наш взгляд, более глубокие причины существования карательной медицины в СССР.

Слава Богу, «ненормальные» все-таки существуют в нашей стране. Это не только психически, но и нравственно здоровые люди, несущие нашему духовно больному обществу культуру свободы и демократии, за что их и обрекают на заточение в психиатрических больницах.  

КРАТКИЙ ЭКСКУРС В ИСТОРИЮ КАРАТЕЛЬНОЙ МЕДИЦИНЫ

1.

Принцип ненаказуемости душевнобольных, совершивших правонарушение, в настоящее время прочно утвердился в общественном сознании и юриспруденции всех социальных систем. Даже тоталитарные режимы, насколько нам известно, de jure не отступают от этого принципа. Институты принудительного лечения имеются и в высокоразвитых демократических странах. В Великобритании, например, «Broadmoor Institution», куда душевнобольных, совершивших правонарушение, интернируют по вердикту суда «guilty, but insane»[4]. Принцип ненаказуемости душевнобольных — выдающееся достижение человеческой мысли и морали, свидетельство нравственного прогресса человеческого общества и государственных институтов. 

Отражение принципа ненаказуемости мы находим в законодательствах и других юридических документах разных стран и времен. Распространено мнение, что впервые в законодательной практике принцип ненаказуемости душевнобольных утвердился в кодексе Наполеона Бонапарта (1810г.):

Статья 64. «Нет ни преступления, ни проступка, если обвиняемый во время совершения действий находился в состоянии безумия».

Безусловно, кодекс Наполеона I сыграл большую роль в утверждении ненаказуемости, ибо за ним последовала соответствующая статья в Уложении о наказании в Германской империи. И в Проекте Уложения о наказаниях в Российской Империи (1813г.):

«Не вменяется в вину деяние, совершенное в безумии или сумасшествии, которое должно быть доказано законным образом». С этого времени, с этих законов начал укрепляться в Европе принцип ненаказуемости душевнобольных, и de jure юстиция европейских стран от этого принципа уже не отступает.

Однако неправильным было бы утверждать, что заслуга здесь принадлежит исключительно Наполеону I. Еще до Наполеона во Франции существовал «План уголовного законодательства» Жана Поля Марата, где предусматривалась ненаказуемость душевнобольных:

Статья «О тех, кто не ответственен в своих действиях перед правосудием».

«Не следует карать ни слабоумных, ни умалишенных, ни стариков, впавших в детство, ибо они сами не сознают, когда совершается зло, и вообще едва ли ведают, что творят.

Не следует также карать детей, ибо они еще не сознают обязанности подчиняться законам».

Насколько нам известно, принцип ненаказуемости душевнобольных впервые и громогласно зазвучал именно в кодексе Марата. Как первоначально и сама Великая французская революция, это было проявлением гуманизма эпохи Просвещения.

В средние века отношение к душевнобольным определялось, как правило, позицией церкви по этому вопросу. Установление их уголовной ответственности по совершенным правонарушениям являлось прерогативой духовной власти. В католических государствах эти вопросы решались судом инквизиции и отличались жестокостью. Впрочем, и в некатолических государствах Европы отношение к душевнобольным оставляло желать лучшего.