Ему так хотелось есть, что ОН даже не присел после тяжёлого пути со станции, хотя мечтал об этом всю дорогу, и первым делом прошёл на кухню. Отшатнувшись от неприятного запаха из холодильника, захлопнул дверцу верхней камеры. Не найдя ничего готового к немедленному употреблению в морозилке, вновь открыл повседневное отделение. Собрал испорченные продукты в целлофановый пакет, засунул в мусорное ведро и вынес на балкон. Нашёл невскрытые упаковки молочных «долгоиграющих» продуктов, заплесневелый сыр.
Подогрел в микроволновке кружку молока, сделал несколько мелких глотков. Но не удержался и выпил полкружки чуть ли не залпом. Постоял немного, ощущая, как блаженное тепло проникает внутрь, и осушил всю кружку. Потом обрезал плесень с куска сыра, порезал его. Все это ОН проделал бездумно, на автомате, так, как делал годами. И делал это поспешно, оставаясь на еле держащих его ногах, потому что торопился побыстрее добраться до горячей ванны, чтобы окунуться в неё и согреться наконец.
Захватив с собой тарелку с сыром, торопливо прошёл в санузел, включил горячую воду на всю мощь и, не дожидаясь пока ванна полностью наполнится, улёгся туда. Наблюдая за водой, текущей из крана, ощущая растекающееся по телу тепло, ОН не заметил, как мозг стал самопроизвольно раскручивать картину того, что произошло с ним в последние часы.
С тех пор, как он сошёл с электрички все, что ОН ни делал, делалось им тупо. Механически заставлял себя идти, переставлять ноги. Механически отсчитывал пройденный им путь от вокзала, и расстояние, которое ещё оставалось преодолеть до дома. В квартире им всецело владели желания побыстрее подавить голодные спазмы в желудке и согреться. Никаких посторонних мыслей.
Собственно, ОН даже не сразу сообразил, что предстающее сейчас перед его мысленным взором, произошло именно с ним. Это не был сон, глаза его были открыты. Просто мираж, видение, записанное мозгом, но отложенное, сжатое, отодвинутое напряжением предыдущих его действий. А теперь как бы распакованное, догоняющее его, само воспроизводящееся в благословенной атмосфере домашнего тепла, бытового и душевного уюта.
На месте белой кафельной стены ванной перед его глазами явился белый потолок палаты. На нем отпечаталось чёткое перекрестие от оконной рамы. ОН понимает, что находится в больнице. Пытается сообразить — в какой? ОН ведь только что отлежал по две недели в сосудистой хирургии и неврологическом отделении.
Дышится легко, но что-то маячит перед его глазами. ОН поднимает руку и нащупывает на лице маску из приятного на ощупь материала. Похоже, у него были серьёзные неприятности со здоровьем, если понадобилась маска? Но, может быть, все уже обошлось, и ОН может обойтись без неё. ОН приподнимает маску, ничего не меняется. Тогда ОН снимает её и оглядывается. Узкая комната, его кровать стоит у стены и почти у двери. Кроме него в палате никого нет. Спросить некого. И ему почему-то и не хочется спрашивать никого и ни о чём. Им владеет стойкое ощущение, что его голову сдавливает какой-то колпак. ОН поднимает руки и нащупывает какие-то проводки. ОН сдёргивает их вместе с датчиками. Ощупывает голову и ничего на ней не обнаруживает. Но ощущение сдавленности не проходит. Как будто черепная коробка превратилась в тесный обруч и стискивает сам мозг. ОН чувствует заторможенность мыслительной деятельности. Как будто что-то медленно, тяжело ворочаются в мозговом бульоне. Мысли короткие, командные, побуждающие его к действиям.
Подчиняясь им, ОН садится на постели, спускает ноги. Вестибулярный аппарат реагирует небольшим головокружением и только. Теперь он понимает почему в палате так светло. В своём изголовье ОН видит ночник на каких-то коробках. Штор нет, и комната дополнительно освещается светом, проникающим из-за окна. Опираясь на руки, он раскачивается на койке из стороны в сторону и пробует встать на ноги. И тут же садится обратно. У него снова закружилась голова. С ним такое случалось и раньше, и ОН знает, что нужно подождать. Он ищет свою трость, которую в больницах всегда ставил в изголовье кровати, но не находит.
Наконец, поднимается, держась за спинку кровати, и обнаруживает, что ОН совершенно голый. Пытается сообразить, к чему бы это? Никогда в больницах ОН до такой степени не обнажался, впрочем, разве что перед большими операциями и в реанимации. Его готовят к операции? Никакой операции ОН больше не хочет. Их у него итак уже было три, и все тяжёлые, полостные.