Читаем Караваджо, или Съездить в столицу, развеяться полностью

Он обдумывал как бы поаккуратнее выяснить этот вопрос, чтобы ненароком не разрушить сложившийся у него со следователем непроизвольный консенсус, когда Роман Ильич сказал:

— Вы правы, Герман Иванович, остальные детали могут быть интересны лишь для литературного оформления вашего приключения. Может быть сами и опишите его когда-нибудь, какие ваши годы! Свою работу я могу считать законченной. Вы явно не из тех, кому я хотел бы посодействовать в более плотном знакомстве с правоохранительной системой. Дело о вашем несанкционированном уходе из лечебного учреждения будем считать закрытым.

Роман Ильич поднялся. Он понимал, что, не подведя чётко итогов своего визита, оставит старика в напряжённом ожидании его последствий. Поэтому заверил, что его больше никто не будет беспокоить. На всякий случай дал ему свой личный телефон.

Герман Иванович спохватился:

— Хотел бы извиниться перед женщиной, чьей униформой я воспользовался, и вернуть ей 123 рубля, которые нашёл в карманах. Костюм я отнёс тем же утром к бакам с бытовым мусором у моего дома. Повесил его рядом на ограждение вокруг территории. С балкона видел, как пришедшая на уборку женщина, осмотрела его, прикинула на себя и забрала с собой. Не знаю, какова стоимость этого костюма, но готов возместить ее, — закончил старик, и положил на стол несколько тысяч рублей.

Он устыдился своих подозрений относительно корыстных побуждений следователя, и с полной искренностью высказал свои извинения.

— Скажу откровенно, Роман Ильич, — говорил старик, с трудом поднимаясь со своего места. Онемевшее от недавнего нервного напряжения тело ещё плохо слушалось. — Я боялся сильных осложнений и не рассчитывал на благожелательность, которую вы проявили ко мне. Очень признателен, вы поменяли моё представление о наших, извините за это народное выражение, «ментах».

Роман Ильич всё не решался задать старику вопрос о сыне и теперь посчитал момент для него удобным:

— Боюсь испортить ваше впечатление одним неделикатным вопросом, который, тем не менее, не могу не задать, — сказал он извиняющимся тоном. — У вас ведь есть сын, какие у вас с ним отношения? У нас нет данных о том, что он пытался вас разыскивать.

— Нормальные отношения. Звонит он мне редко, обычно я ему звоню. Наверно, не звонил, потому и не заподозрил моей пропажи.

В прихожей, через открытую дверь единственной комнаты квартиры, Роману Ильичу открылся вид увешанных картинами стен. Он попросил разрешения посмотреть их. Все они были жанровые, тематически разнородные. Роман Ильич с любопытством их рассматривал. Ему хотелось бы пояснений по некоторым сюжетам. Но время его подгоняло. Он спросил Германа Ивановича, не продаются ли картины.

— Смотря, какие вы имеете ввиду, — ответил Герман Иванович, — если «положили глаз» на какую-нибудь, скажите.

— Например, вот эта, — Роман Ильич указал на одну из картин.

— С удовольствием подарю ее вам, — сказал художник, собираясь снять полотно со стены.

— Нет, нет, — остановил его гость, — может быть, вы пригласите меня навестить вас ещё раз, хотелось бы повнимательней рассмотреть всю коллекцию и послушать ваши рассказы.

— Как вам откажешь, вы власть, — не упустил случая съязвить старик, явно избавившийся от страха в связи с визитом гостя. — Буду даже рад, если ваш приезд не будет связан с вашей профессиональной деятельностью и с моим «преступлением».

Роман Ильич понял сарказм старика и заверил его, что условие принимает.

***

На обратном пути Роман Ильич заехал в больницу и зашёл к заведующему отделением. Узнав о том, что беглый пациент нашёлся, врач с энтузиазмом стал строить планы о встрече с ним и о дополнительном его обследовании, поскольку случай был уникальный и требуется тщательное его документирования и т. п. Но Роман Ильич охладил его пыл, сказав, что Герман Иванович исключает возвращение в больницу и вообще не горит желанием снова встречаться с врачами. Но он передаёт больнице адрес своей электронной почты и готов ответить на все вопросы. На этот же адрес можно выслать и эпикриз о его выписке. Роман Ильич спросил, не будет ли больница возражать, если дело о бегстве пациента и краже униформы будет прекращено без последствий для беглеца? Заведующий не возражал.

Направляясь к выходу, Роман Ильич заглянул в мужской туалет. Окно там было наглухо закрыто. Он усмехнулся про себя. Курящие пациенты никогда не переведутся. Рано или поздно окно снова откроют. Но его миссия в больнице была окончена. Завтра он сдаст рапорт начальству.

***

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее