Караван

– Судя по всему, ушедший караван был и вправду мирный. Оружие на подходе.

– Как мы предупредим наших?

– Ракетами. Уйдём краем пустыни на безопасное расстояние, найдём чистое небо и…

– Помянем нашу радиостанцию! – подхватил, оживляясь, прапорщик.

– Точно.

Идя руслом высохшего ручья, Мадина искала зелёный корм для козы. Земля выглядела бесплодной. У небольшой прозрачной лужицы, задумавшись, она остановилась. Села и, приподняв забрало своей глухой непроницаемой одежды, склонилась над поверхностью воды.

Многонационально женское лицо Афганистана. Мадина, дочь Сулеймана, унаследовала причудливое смешение кровей – иранской, пуштунской, туркменской… Дикарка родом с острова Таити, сошедшая с полотен великого Гогена, богиня естественной женственности и красоты, гордая и вольная, отразилась в зеркале Природы.

Живописала кисть. Эти мягкие выразительные черты, живя, дыша и блистая солнцем, рождали чувства. Однако предопределена судьба Мадины. Жестоки местные обычаи. Любовь здесь издревле выбирает сердце, мужа – отец. Одно будущее у неё – работать не покладая рук, хранить себя и ждать достойного выкупа – калыма. Пшеничноволосый «шурави», оберегающий её в пути, – пришелец из чужого мира.

– Мадина!

Услышав оклик брата, она спохватилась, прикрыла лицо и поднялась.

– Я нашёл траву для козы, – подвёл итог поискам Касым. – Пойдём.

Редкий подножный корм был отрадой для проголодавшейся козы. Дав ей возможность насытиться досыта, брат и сестра не пожалели времени и повернули к месту привала лишь в тот момент, когда чувство голода не на шутку начало одолевать их самих. Оживлённый разговор встретил их. Сулейман и прапорщик, потерявшись в мире слов, искали путь навстречу друг другу. Лейтенант, прислушиваясь к голосам, чистил автомат. Быстрый взгляд Мадины обнаружил отсутствие «шурави». Тот вместе со своим крепким товарищем вновь нёс службу на посту. Девушка поспешила к отцу. Кисть остановилась. Зеркало, запечатлевшее таитянку, пошло рябью, утратило опору и, обретая иную природу, устремилось простой водой в песок. Внушающая с детства страх и уважение отцовская натура возымела своё. Дочь вернулась на место. Покорная, невинная и безликая.

Прапорщик уставился на девушку, осмотрел её с головы до ног и, поморщившись, отвернулся.

– У паранджи не женское лицо, – заметил он вслух. – Это же форменное насилие над личностью.

– Мы живём по законам наших предков, – отозвался Сулейман. – Не нам судить об этом.

– В Кабуле другая жизнь, – сказал прапорщик. – Большинство женщин ходит с открытыми лицами, в платьях.

Сулейман не успел ответить. Внезапно издали донёсся мощный гул. Нарастая, он сотряс землю и пространство. Все, как по команде, подняли головы вверх. Высоко в небе, оставляя белый след, летели два реактивных «МИГа».

– Ваши, – сказал Сулейман, провожая взглядом самолёты.

– Да, – откликнулся прапорщик. И, уловив в голосе старика некую безысходность, с жаром продолжил: – Школы, детские сады, больницы. Электричество, нефть, газ, вода. Тоннель через Гиндукуш – Саланг… Тоже – наши.

Старик промолчал. Небо, покорённое человеком, в его стариковских глазах теряло всю прежнюю чистоту и святость. Он опустил голову, пожевал губами и, грозно поведя бровями в сторону дочери, велел:

– Чаю, Мадина!

Чай получился отменный. Деля пополам вкус, аромат и силу свежего горячего напитка, старик и прапорщик вернулись на землю и заговорили вновь. Слово за слово былое взаимопонимание было восстановлено.

Зной. Солнце замерло в зените. Плывут волны жара над камнями. Потусторонний вечный покой царит вокруг. Утомлённый однообразием мёртвой панорамы сержант прервал наблюдение и, скользнув вниз, присоединился к товарищу, сидящему на дне прохладной расщелины. Рядовой перечитывал старое письмо из дома, сосредоточенно уткнувшись в потрёпанные страницы. Несколько минут Куманёв провёл в немом созерцании товарища. Тот не подавал никаких надежд, целиком занятый своим делом. Скука вновь с прежней силой одолела сержанта.

– Свеча, – позвал он. – Брось молчать. Спой.

– «Духи» услышат, – рассеянно отозвался Свешников.

Сержант усмехнулся.

– Сначала мы их услышим – по нашим минам. Брось ваньку валять, спой.

– Что, полюбился ленинградский рок, сибирская душа? – поднял глаза Олег.

– Ага, – признался Кум. – Цепляет за живое.

– Цепляет, – согласился Олег, откладывая письмо. – Это не просто музыка. Как пишет газета «Советская Культура», рок – это братство одиночек, нашедших свет внутри себя.

– Во как! – восхитился сержант.

– Да. Если на рок-концерте вырубается электричество, люди не уходят, они начинают петь вместе с музыкантами. Так было на моей памяти с группой «Кино». Мы пели, пока электричество не включилось вновь.

– Спой, Свеча, – подхватил Кум. – А я тебе подпою.

– Сейчас не время для концерта. Мы же на посту.

– Знаю, – вздохнул сержант. – От этого песни ещё больше хочется.

– Споём. Сменимся и – споём. Обещаю.

Кум махнул рукой.

– Что пишут из дома? – спросил он.

– Пишут, скоро праздник. Восьмое марта. Готовятся встречать весну.

Кум поднял глаза в небо, зажмурил один глаз, потом другой.