Караван дурмана

Молодой балбес с курчавыми волосами, известный в районе как Витек Зараза, успевший пропить ум, но не крепкое молодое здоровье, мирился с присутствием чужаков лишь до той поры, покуда, сунув руку в карман штанов, не обнаружил, что там пусто, хоть шаром покати, хоть сразу двумя. От полтинника, отобранного у тестя-инвалида, даже воспоминаний не осталось. Витьку бы с вечера запастись парой поллитровок водки и балдеть дома, покрикивая на беременную жену и ее одноногого папашу, а он сдуру поперся в кабак, где культурный отдых, как известно, обходится значительно дороже, чем в семейных условиях. Очень уж хотелось на людей поглядеть и себя показать. Поглядел. Настало время переходить ко второй части программы.

Стул, с которого он поднялся, шумно проехался по полу. Тяжело ступая ботинками сорок пятого размера, Витек приблизился к чужакам и, не глядя ни на кого конкретно, требовательно прогудел:

– Слышьте, вы, денег подкиньте малехо. Чирик. Трубы горят, з-зараза. Душа требует.

При этом Витек яростно поскреб вовсе даже не душу, которая была у него нараспашку, а грудь. Затем его пятерня превратилась в грязный кулак размером с приличную репу.

Шпок! – это Наталья шумно втянула лапшу, свесившуюся изо рта. Глок! – это чуть не поперхнулся хлебавший минеральную водичку Корольков. Звяк! – Ленка швырнула на тарелку вилку и выжидательно посмотрела на отца, который, к ее удивлению, на хамское требование никак не отреагировал.

– Слышьте, вы, – повысил голос Витек. – Чирик дайте, грю. Не русские, что ли, з-зараза?

– Русские, – успокоил его Громов.

– Тогда в чем проблема, не понял? Мне ж в долг, я верну. Чирик. Лучше два.

– Вот наш спонсор. К нему обращайся.

Если бы Корольков, на которого указал Громов, не успел проглотить воду, он мог бы захлебнуться от неожиданности. Особенно когда немытая лапа Витька тронула его за плечо:

– Ты, спонсор, твою мать… Бабки гони, з-зараза.

Свой правый кулак молодой оренбуржец держал наотлет, как кувалду. У Королькова сразу заныли висок, скула и зубы – все одновременно. Воспоминания о недавних побоях были еще свежи в его памяти. Он и сам не заметил, как бумажник оказался в его руках. Двадцать рублей – подумаешь! Стоит ли из-за такой мелочи вступать в конфликт с местным населением? Кривая усмешка Громова обожгла Королькова огнем. Чужая лапища оставила его плечо в покое, норовя завладеть бумажником. Корольков прижал бумажник к животу.

– Э, ты чего? – удивился Витек. – Я ж все не возьму, мне выпить тока, з-зараза.

– На паперть иди побираться! – звонко произнес Корольков, сверяясь с выражением громовского лица: правильно ли поступает?

Тот утвердительно прикрыл веки: молодец, действуй в том же духе.

– Тебе сказано! – повысил голос Корольков. – Убирайся отсюда, лоботряс!

– Пошел ты, – буркнул Витек, ловко завладевая бумажником. С этими словами он повернулся к приезжим могучей спиной и двинулся обратно, наверняка готовясь сделать самый крутой в своей жизни заказ.

Корольков, в одно мгновение лишившийся голоса, наличности и кредитных карточек, с мольбой взглянул на Громова. Тот безмолвствовал, лицо его было как каменное, отчужденное и совершенно бесстрастное. Тогда Корольков полез в карман пальто, где держал свой пистолет.

«Ни в коем случае», – качнулась громовская голова.

«А что же тогда делать?»

«А на что ты способен?»

Ноздри Королькова раздулись. Путаясь в полах пальто, он встал, прихватил свой стул и, держа его за спинку, приблизился к Витьку, недоверчиво изучающему содержимое бумажника.

– Вот тебе!

Стул взметнулся к низкому потолку и опустился, рассыпавшись на множество сухих деревяшек.

– З-зараза, – произнес Витек, разворачиваясь вокруг собственной оси. – Знаешь, что я сейчас с тобой сотворю?

Корольков, в руках которого осталась спинка стула, молча приподнялся на цыпочках и нанес новый удар, с еще большим остервенением.

Витька зашатало так, словно кафе «Минутка» превратилось в корабль, попавший в жесточайший шторм. Взгляды всех посетителей скрестились на нем, как прожектора, высвечивающие артиста на сцене. Испуганные и злорадные, сочувственные и равнодушные. Витек почувствовал, как бумажник выскальзывает из его онемевших пальцев, попытался восстановить равновесие, но не сумел и резко провалился вниз. Из его ушей выбежали две тонкие струйки крови.

Корольков зачарованно проследил за грузным падением противника, подобрал бумажник и посмотрел по сторонам. Лица притихших казахов показались ему почти такими же белыми, как березки, на фоне которых они сидели. Подгулявшие русские мужики дружно отводили взгляды. Глаза Натальи были переполнены восхищением и ужасом, и только Громов оставался совершенно невозмутимым, как ни в чем не бывало поглощая свой ужин.

– Вот так-то, – туманно выразился Корольков, взял другой стул, вернулся на место и впился зубами в заячью лопатку с такой жадностью, как будто в жизни не пробовал ничего вкуснее.

* * *

Утомленные спутники даже не пошевелились, когда Громов притормозил возле таможенного терминала, возле которого стояло несколько машин, пережидавших здесь ночь, полную опасностей.