Караван в Хиву

Вышли на свежий воздух. Первый день в ставке Нурали-хана клонился уже к закату, и длинные тени от юрт своими верхами тянулись к бескрайнему окоему на восток.

Данила долго сидел у входа в свою юрту, слушал беспокойное кряхтение объевшегося Родиона, ждал, когда погаснут последние сполохи вечерней зари, думал о завтрашнем и непредвиденном торге.

«Сукно надо достать какое подешевле да цветом попроще, – прикидывал он. – И украшения сгодятся, купят киргизцы своим девкам да женам – хатынам», – вспомнил чужое слово, и перед ним, будто во сне, возникла гибкая, как ковыль на ветру, молодая киргизка с огненными черными глазами. Подумал: «Моя Дарьюшка куда справней фигурою, и плавности больше. Дарьюшка как белая лебедушка против юркой трясогузки».

Улыбнулся невольному сравнению, вздохнул, представил, как теперь под вечер, одевшись в белую теплую шубу, Дарья возвращается из церкви после вечерни.

«Уже не первый снежок, гляди, припорошил Самару, в воздухе морозцем пахнет, а здесь тепло…»

Стемнело быстро. Над юртами, будто широкий ломоть спелой тыквы, повис немолодой уже месяц. Рядом с ним грудились в кучки и подрагивали озябшие мерцающие звезды. Опустели «улицы» киргизского стойбища, угомонились и задремали чуткие степные собаки. Данила встал, посмотрел на юрты, где сложены товары, – там прохаживался в карауле младший из братьев Опоркиных – Тарас.

– Все спокойно, старшина. Спи.

Данила забрался под рядно. Знал, что ночью на землю от реки придет свежесть и будет зябко, а потому сверху прикрыл спящего Родиона, а потом и себя еще стегаными ватными кафтанами.

И уснул, будто нырнул в бездонную глубину Волги.

* * *

Минула неделя, как караван закончил первую половину своего пути в неведомую Хорезмскую землю – вышел к берегам реки Эмбы. Хан Нурали все не возвращался из поездки по своим улусам. Купцы отоспались, отдохнули, провели малый торг с людьми ханского стойбища и начали исподволь готовиться к самому трудному переходу через пустыню, к владениям хивинского хана Каипа.

Первые дни самаряне с интересом знакомились с окрестными местами, но скоро это занятие им наскучило: все то же обветренное однообразие степи, пустые заросли тальника над невысокими берегами Эмбы и скудность живого мира. Птицы уже покидали здешние места, их стаи тихим перекликом оглашали серое небо. И только редкая ящерица, припоздавшая впасть в зимнюю спячку, порой мелькнет серо-желтой спиной около ног да скроется в сухой траве, а то и в норку на склоне песчаного оврага. Иногда над речной поймой, заросшей низким кустарником и колючкой, прочертит хмурое небо темным крылом коршун, сделает круг-другой и, голодный, полетит дальше, в степи, где есть еще надежда хоть на какую-нибудь добычу.

В одно такое скучное пасмурное утро Данила Рукавкин столкнулся с Петром Чучаловым около юрты Малыбая и, маясь он безделия, полюбопытствовал, скоро ли возвратится хан и долго ли каравану еще стоять в этом стойбище.

– Может, что слышал, Петр, от ханской родни? У меня уже не единожды левая бровь чесалась! А по народной примете это к большой дороге!

Чучалов улыбнулся, потрогал пальцем подживающую рану на скуле и не упустил случая выказать перед караванным старшиной важность порученного ему от губернатора дела. Доверительно, полушепотом сообщил:

– Завтра извещусь об этом от самой Пупай-ханши.

Но и без уведомления Пупай-ханши прослышали караванщики, что для установления мира между соседними народами хивинский хан Каип пожелал взять в жены среднюю дочь Нурали. А это значило, что, пока сватовство не состоится, караван не сдвинется с берегов Эмбы ни на версту.

Прознав об этом, Кононов в сердцах возмутился:

– Отопреют казачьи бока, прежде кончатся эти пересылки сватов! Дело ли казачье – на кошме валяться! – и неожиданно решил: – Едем, Данила, в степь. Погоняем за ветром, если никакой дичи по пути не подвернется!

Позвали Погорского и Родиона Михайлова, но Родион отказался ехать: малость нездоровилось, чтобы на коне по степи носиться, а самое главное – хотелось прикинуть, не прогадал ли он в торге со здешними киргизами? Есть ли прибыток купцу? А то, быть может, и нет резона ехать дальше? Взять да и расторговаться здесь!

Данила понял состояние товарища: чужая короста на теле куда хуже своей! – не стал настаивать. В степь, вниз по течению Эмбы, поехали втроем.

– Кхм. Сказывали мне здешние киргизы, что там заросли гораздо гуще, а днями пастухи у озера будто пернатую дичь видели, – пояснил Кононов выбор пути. Сидя в седле, он старался держаться статно, молодецки и не горбить спину, согнутую годами нелегкой жизни на чужбине. – Даст бог, на стадо джейранов наскочим. А нет, так хотя бы проветримся, а то кумысом провоняли до исподнего.