Караванные города

Когда ранним летом прошлого года я сидел с Блеганом на верхушке холма, где высился в классическую эпоху храм аргивской Геры, а до него — микенская цитадель и еще раньше — бедная элладская деревня, когда с этого холма смотрели мы на равнины и холмы Арголиды, так ясно представлялось мне доисторическое прошлое Греции. В далеком неолитическом прошлом вырастают одна за другой бедные деревни. С металлами появляются новые люди — первые индоевропейцы, — кузены хеттов, касситов, ариев, киммерийцев, индусов. Строят они большие богатые деревни, занимаются земледелием и скотоводством, ведут торговлю. Деревень своих они не укрепляют. Жизнь их была мирной и спокойной. Появляются на берегах Эллады первые минойские купцы, часть их, может быть, селится на побережье. Минойская культура проникает в Грецию. С минойцами появляется и опасность иноземного владычества. Мирные неукрепленные деревни выбирают себе вождей-воителей. Они — эти «герои» Греции — строят себе укрепленные замки везде, где под влиянием минойской торговли и минойской опасности накопляются богатства и милитаризируется жизнь. Среди этих «патеси» (позволю себе употребить этот шумерийский термин) есть и минойцы, и элладцы. Так возникают Микены, Тиринф, Аргос, замок на месте аргивского герайона, Мидеи, Асины. Все это в одной только Арголиде. А сколько за пределами ее! Как и в Вавилонии, и в Египте, как повсюду в пределах цивилизованного мира, эта распыленная Греция постепенно концентрируется вокруг нескольких центров: «золотые» цари Микен, Спарты, Мессены, Пилоса, Фив, Орхомена, Афин создают крупные и сильные державы, ведут за собой мелких, пускаются в далекие походы: они разрушают Кносс на Крите и кладут предел развитию минойской цивилизации, они позднее идут походом на Трою. Растет их флот и развиваются их коммерческие предприятия. Они, а не минойцы, открывают богатства Запада: Италию, Сицилию, Испанию. На это время падают и их дипломатические отношения с великой хеттской державой, если только правы те (а это сомнительно), кто прочел в хеттских документах греческие имена. Но Греция всегда была индивидуалистичная. Не в пример Востоку, Греция и в это время империи не создавала. Держава Агамемнона не была империей, а союзом, объединением вассалов около сюзерена. Постепенно Греция распыляет свои силы. На экспансию и на углубление культуры одновременно у нее не хватает творческой энергии. Творческим был Крит, Эллада шла сзади. Культура стандартизируется, мельчает, опрощается. Растет сепаратизм. Надвигается новая эпоха распыления.

Оттуда, из-за Балкан, движутся новые волны греков. Они катятся одна за другой, неся с собой свой племенной, негородской строй — свои навыки, свой быт, свою религию. И в темные первые столетия I тысячелетия до Р. Хр. Греция перестраивается, перековывает свою культуру, создает то, что мы называем Грецией. Но это не значит, что элладская микенская Греция умерла. Она свелась к элементам, к основам, но она помогла нашей Греции найти себя.

Так думалось мне на руинах герайона. Прав ли я, или нет, покажет будущее. Микенская Греция была молчалива. Она была грамотна, но писать не любила. Но за нее писали малоазийцы. И, может быть, близко то время, когда хеттские архивы расскажут нам настоящую, не мифическую историю ранней героической Греции.

Рецензии

Johnson J. [Rev.] Caravan cities, by M. Rostovtzeff. Translated by D. and T. Talbot Rice. Pp. XIV + 232, with 5 maps and plans, 35 pis. from photographs, and 6 figs, in the text. Oxford: Clarendon Press, 1932 [34]

Доктор Ростовцев написал книгу, жанр которой уже не очень знаком современным читателям. Как сам он осторожно отмечает, написание полной экономической истории караванной торговли и караванных городов Ближнего Востока от нас не зависит. Во-первых, все это необходимо рассмотреть как историческую последовательность. Однако особенности ее, существенные для экономической жизни Шумерского, Вавилонского и Ассирийского царств, стали осмысляться только теперь. Амман (Филадельфия), Дамаск и Алеппо имели для караванной торговли большее значение, чем Джераш, Пальмира и Дура, однако новые города по-прежнему перекрывают подступы к старым, и мы никогда не сможем понять это до конца.