— Не смей звонить Исаку, ты поняла? — выплевываю каждое слово раздельно и четко. Как гвозди забивают в стену. И сразу же отключаюсь, протягиваю ему телефон, и…
И просто не хочу понимать или думать. Потому что Исак — умный мальчик. Потому что чувствует — от него что-то скрывают. Потому что хочет непременно узнать.
Не надо, малыш. Я не могу тебя потерять, понимаешь? А ты не сможешь, не примешь… не такого… не такого… урода.
— Зачем ты сделал это?
“Потому что мне страшно…”
— Не говори с ней.
— Почему?
Если бы я мог объяснить, рассказать, просто взять тебя за руку и объяснить — все это, то, что со мной, — это ничего не меняет. Ты нужен мне с первого вдоха, с первого взгляда, с первой секунды. До самого конца. Навсегда.
А она расскажет тебе про болезнь, она назовет мои чувства манией и навязчивой идеей. Ей никогда не понять, что я тоже умею любить.
И люблю.
Так люблю тебя, что подыхаю, если не рядом, если не могу целовать и касаться, вдыхать твой запах. Как аэрозоль для астматика или костыль для хромого. Ты — все для меня, Исак. А она не верит, не знает… Она заберет…
— Почему? Чего она хочет? — повторяешь ты и чуть щуришься. Ты делаешь так всегда, когда не веришь.
Не так. Ты не можешь не верить, это лишь легкая тень сомнения, осторожно покалывающая где-то в затылке. Или как щекотка в горле.
У меня нет ни одного оправдания, а правда настолько кошмарна, что ты сбежишь от меня, не оглядываясь. Исак, я не могу допустить. Я без тебя — все равно, что человек с содранной кожей в пустыне под обжигающим солнцем. Я без тебя — это как рыба без жабр в океанской толще. Я без тебя — как мир без солнца. Темный, холодный и страшный.
Я без тебя — это смерть.
— Она хочет контролировать тебя.
И это все правда. Потому что она может, у нее есть рычаги. Потому что она умеет быть убедительной и жестокой в своей правоте. Потому что она бьет словами больней, чем ножом. Я столько раз думал — а не проще ли вспороть свои вены, лишь бы никогда больше не слышать: “Ты не должен, ты не понимаешь, ты этого не чувствуешь, ты не в порядке. Ты болен, Эвен. Ты болен, ты не любишь его”.
“Не делай мальчику больно”, — заботливо твердила Соня и заглядывала в глаза, сжимая мои руки узкими теплыми ладошками.
“Он заслуживает нормальной жизни, а не участи твоей маниакальной страсти на пару месяцев. Эйфория схлынет, Эвен, и что ты оставишь ему? Холодную золу сожженных надежд и разбитое вдребезги сердце?”
Она говорила и говорила, и говорила. А у меня ярость растекалась под кожей, шибала в голову.
“— Мне кажется, она совсем не знает, что я чувствую, — сказал тогда я тебе на кухне вместо объяснений.
— Только ты можешь знать, что ты чувствуешь, — ответил мне ты. И заставил бы полюбить еще больше. Если бы это было возможно”
Я знаю. Я правда знаю, Исак. Я люблю тебя, и это никак не связано с болезнью. Я люблю тебя, потому что ты — тот самый.
Потому что ты — мой.
— Контролировать меня? Как она может контролировать меня? — ты кажешься растерянным и смущенным. И ничего, ничегошеньки не понимаешь.
Я бы отдал все, чтобы ты не понял и дальше.
Потому что я помню, Исак. Помню ту небрежно брошенную фразу: “Я решил что мне лучше без психически больных в моей жизни”. Я старался, думал, смогу. Держался до тех пор, пока не увидел синяки под твоими глазами и почти прозрачную кожу.
Ты понимаешь, что разлука просто убьет нас? Нас обоих. Мы как сиамские близнецы с одним сердцем на двоих. Раздели, разлучи — не выживем.
Нет.
— Потому что она не любит свободных, настоящих людей, — пытаюсь выдать хоть искаженную, но правду.
Это правда, потому что Соня не хочет, чтоб я был свободен от нее, не нуждался. Она не хочет, чтобы я остался с тобой — таким свободным и таким ярким, что даже в пасмурный день глаза слезятся от солнечного света.
Я вижу вопрос в твоем взгляде и легкую обиду. Я все вижу, Исак, но не могу, ты бы понял… Не так. Возможно, ты смог бы допустить… но разве я могу рисковать?
Потому торопливо целую прямо на лестнице в школе, целую, пока ты упираешься и пытаешься отстраниться, слизываю с губ этот вкус — такой пьянящий, уже такой родной.
Как кардамон.
А потом — вприпрыжку вниз, все время оглядываясь на твои припухшие губы, вспоминая, что ты умеешь, — такой невинный, такой горячий, что плавятся не только мозги, но и сосуды, все внутренности, вся моя сущность.
Если бы тебя не было…
Страх ледяными когтями сжимает что-то в груди. Больно. Так больно, что лоб и спина покрываются мелкими капельками холодного пота. Вдох, второй, третий. И отпускает. Резко, как выстрел из пистолета. Выстрел, что разносит черепушку к хренам вместе с тревогой и страхом. Что-то ширится внутри. Яркое, большое, воздушное. Огромное, как опускающееся в море красное солнце. Ширится, ширится, ширится. И, кажется, сейчас взорвет меня изнутри.
Я счастлив, ты понимаешь? Я счастлив. Потому что люблю тебя. Потому что ты любишь меня.
“Что случится после того, как я спасу тебя? Ты спасешь меня тоже”
========== Часть 8. ==========
Комментарий к Часть 8.
POV
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное