Kardemomme (СИ)

Исак спрашивал уже сотню и еще пару десятков раз, но каждый раз поражается, как впервые, когда слышит ответ, когда считывает снисходительную усмешку с этого красивого лица: “Почему тебя это так поражает?”.

Но сейчас Эвен внезапно стирает улыбку с лица (как будто солнце загородили тучи, и начал накрапывать мелкий, холодный дождь) и медленно качает головой:

— Нет, Исак. На самом деле я шел туда не за этим, - сердце не успевает остановиться, не успевает даже свалиться с обрыва в какую-нибудь подходящую пропасть, и даже страх не успевает смешаться с кровью в венах. Эвен просто наклоняется ближе и выдыхает в самые губы, шепчет в поцелуй: - Я пришел туда, чтобы забрать тебя себе. Навсегда.

========== Часть 11. ==========

— Ты улыбаешься.

Исак крутит в пальцах сигарету, затягивается и медленно выпускает сизое облачко дыма, неотрывно глядя в окно. Там голые кусты будто усыпаны перьями из подушки, а еще так холодно, что даже здесь, за окном, хочется закутаться в одеяло или прижаться к теплому боку вон того обормота в толстовке. Идиота, что смотрит, почти не моргая, растягивая уголки губ в самой сексуальной в Осло (что там Осло, во всей Норвегии, в мире) улыбке.

— Ты улыбаешься, Эвен.

— Ты мой. И красивый.

Потягивается, прогибаясь в спине, обнажая бледную полоску кожи над поясом джинсов, и Исак тянется неосознанно, чтобы скользнуть кончиками пальцев, чтобы увидеть, как напрягается пресс и задерживается дыхание, как расширяются зрачки, чтобы снова и снова, в который уж раз прочесть в каждом жесте и взгляде: “Твой, черт возьми, только твой”.

— Эвен Бэк Найшейм, хватит заговаривать мне зубы.

— Ты злишься… мужчина моей мечты, - чуть наклоняет голову, и пара пшеничных прядок падает на лоб и на глаза, что смотрят, чуть щурясь - любуется, забавляется, смеется…

— А ты накурился с Магнусом и теперь паясничаешь! Я отошел всего на пару минут, Эвен. Ты как ребенок, - блять, Исак чувствует себя какой-то мамашей-наседкой, но это же…

Это же Эвен, что округляет изумленно глаза и выдает на полном серьезе:

— Разве дети курят травку? Не знал… Хэй, расслабься, мы были на вечеринке.

У Эвена в глазах столько, мать его, веселья и теплого счастья, что даже злости не остается, потому что…

“Люблю видеть твою улыбку, малыш”

Исаку хочется смеяться и материться одновременно. Возможно, это все то пиво, что они с Юнасом пили на кухне, вспоминая про Эву и все, что случилось тогда так нелепо. Или это до конца не растворившийся звон музыки в ушах — они с Эвеном пытались незаметно смыться с вечеринки, когда какой-то умник включил Габриэллу, и он, конечно же, принялся отплясывать прямо в одном башмаке, подпевая во все горло.

Хотя… не то и не это, ведь правда? Потому что это все Эвен. Его, Исака, неустойчивый, неуравновешенный биполярный парень, с которым каждый день — как на пороховой бочке. Сидишь и боишься — а если рванет? Боишься и понимаешь, что страх этот — ничто в сравнении с ужасом, который захлестнул тогда, в церкви. Ужас, что душил, сжимая и сжимая горло, пока не смог больше вдохнуть, пока почти захрипел от одной только мысли, всего на мгновение — что, если это все? Что, если уже никогда…

— Знаешь, это чертовски пугает, когда ты вот так внезапно проваливаешься в свои мысли. Из нас двоих биполярка у меня вообще-то…

Теплые пальцы смыкаются на тонком запястье. Поглаживают пульсирующую жилку.

— Все хорошо?

— Я идиот. Но я люблю тебя.

Затягивается еще раз, опуская голову на колени своего парня. Тот стаскивает с него кепку, зарываясь пальцами в мягкие непослушные волосы. Исак долго-долго молчит, глядя, как за окном на землю медленно опускаются огромные снежные хлопья — изящные, ажурные и какие-то будто воздушные.

— Ты грустишь?

Исак ерзает, устраиваясь поудобнее, а потом просто переворачивается на спину и смотрит на Эвена снизу вверх. Смотрит и насмотреться не может.

— Помнишь, ты спросил как-то, можешь ли остаться здесь навсегда?

— Конечно.

— Ты можешь?

Эвен наклоняется, целуя неожиданно нежно, почти воздушно, почти как те самые снежинки на улице, которые, наверное, так вкусно слизывать языком…

— Глупый. Я уже остался. Ты разве не понял?

И углубляет поцелуй.

Снег усиливается. А веточка омелы, закрепленная над подоконником насмешником-Эскилем, легонько покачивается от сквозняка из приоткрытой створки.

Исак улыбается в поцелуй.

Правда, скоро ведь Рождество.

========== Часть 12. ==========

— Мужчина моей мечты, — нараспев зовет Исак и греется в вспышках удовольствия, загорающихся в темных, глубоких глазах его парня.

Зрачки расширенны, будто оба обдолбались травкой или экстази, кончики пальцев покалывает, и воздуха в комнате все меньше. Как будто от того, что бушующий внутри пожар жрет кислород с каждым взмахом ресниц, с каждым движением зацелованных губ.

— Не боишься дразниться? Дверь по-прежнему не заперта.