Kardemomme (СИ)

— Я соскучился, - шепнет едва слышно, наклоняясь к лицу. Как тогда на кухне. На съемках третьей серии. Боже. - Так соскучился.

Сегодня губы гладкие и жадные. С привкусом мандаринов. В этом поцелуе столько нежности, что щиплет глаза. А еще ноги почему-то отказывают, и Тарьей понимает, что обнимает - вцепился обеими руками, почти что повис на нем.

— Репетируешь? - нервный смешок, а пальцы уже зарываются в волосы. Как на съемках. Именно так, как он любит.

— Соскучился, - повторяет Хенрик и обводит подушечкой пальца припухшие губы.

На обратном пути совсем в другой кофейне они купят кофе в картонных стаканчиках. Потом пойдут к Хенрику. У него елка в разноцветных шарах и крошечные светящиеся олени. Ворох нераскрытых подарков под елкой и целая куча мандаринов. От них вяжет во рту и разъедает губы.

Тарьей слизывает липкий сок, ведет щекой по щеке.

— Я могу остаться так навсегда? Я могу?

— Конечно, ты можешь, - и еще один поцелуй, топящий в нежности. - С новым годом.

========== Часть 14. ==========

— Что ты сказал Эскилю? Ну же, Эвен? Что ты сказал, что у него было такое лицо?

Исаку огни от гирлянды слепят глаза, а еще Эвен дразнится и хохочет: запускает пальцы в волосы, тянется целоваться, бодаться шутливо пытается, щекочет челкой, что все время падает на глаза.

— Нафиг Эскиля, иди лучше сюда.

У Эвена губы пахнут мандаринами и карамелью. Привычный аромат марихуаны выветрился с запахом свечей и хвои, растворился в том, уже ушедшем году.

“Пусть в 2017-м все будет хорошо? Пожалуйста, пусть…”

Исак загадывал это под бой часов в новогоднюю полночь, Исак загадывал это в канун Рождества, Исак думает об этом всегда. Блин, он почти научился молиться.

И так хочется сейчас — попросту не бояться. Побыть нормальной парой, как другие, не бояться срыва, не ждать глобального пиздеца, что рухнет на голову непременно внезапно.

Не думай, не думай, не надо. Пытается отстраниться, пытает дурашливо:

— Нет, детка, я хочу знать. На что так среагировал Эскиль?

— Я просто сказал ему, что он зря старается, развешивая омелу по всему общежитию. Он очень обиделся. Решил, что я считаю его недостаточно сексуальным. Ну, это же Эскиль, ты понимаешь?

Исак мотает головой и жмурится довольно под настойчивыми руками своего парня. Елка, подарки, и они здесь только вдвоем…

— Не понимаю ни слова.

Потому что в голове звенят рождественские колокольчики, потому что так горячо от губ и прикосновений, потому что то ли кровь в венах закипает, то ли плавятся мозги, то ли воздух вот-вот вспыхнет… Плевать, все равно, только не останавливайся, только не оставляй меня, только больше не уходи. Я не смогу без тебя, больше нет, Эвен.

— Думаю, он рассчитывал сорвать парочку поцелуев в рождественской суете. И огорчился, что я раскусил его план.

— Эскиль? Да ну, ерунда…

Кончиками пальцев по скулам, губами — по белой шее, облизывая родинки, втягивая тонкую кожу губами.

— Никто тебя не коснется, не дам, — голос сиплый, севший какой-то, и в глазах столько блеска, будто лампочки кто-то зажег.

— Обещай…

— Что обещать, детка? — Эвен тихо смеется, не прекращая целовать, — носить одежду? Я уже обещал, но не когда мы наедине…

Замолкает, видя испуг в застывшем взгляде.

— Что такое? Исак?

— Просто обещай, что мы вместе. Что бы там ни случилось.

Молчит, сглатывая набежавшие слезы. Не может продолжить, но Эвен считывает эмоции, мысли, как из раскрытой книги.

“Потому что я не смогу, уже не смогу без тебя. Потому что лягу и сдохну, если что-то или кто-то… Потому что только ты, Эвен. Потому что люблю”

— Все хорошо, детка, ты слышишь? Все хорошо, и мы справимся, обещаю.

— Ох, Эви…

Слизывает слезы с губ и, наконец, выдыхает.

— Хах. Как ты назвал меня? Эви? Милое прозвище? Да, ладно…

— Эви… Эви… мой Эви… — дразнится и улыбается. Пока что сквозь слезы. Но напряжение уже отпустило. Уже верит, просто верит. Все хорошо.

— Пусть будет Эви, если ты хочешь, малыш.

И смеется заливисто, счастливо, все еще обнимая. Исак понимает: больше не отпустит. Больше никак.

========== Часть 15. ==========

Комментарий к Часть 15.

просто диалог для настроения

— Блять, ты такой красивый, Исак. Кепочка эта, толстовка, твоя улыбка. Детка, слышишь, как сердце стучит?

— Хэй, ты меня пугаешь, когда ты вот такой и внезапный.

— Внезапный? Малыш, это никогда не менялось. С первой нашей встречи, когда ты еще не замечал…

— Но ты не всегда был… как это сказать. Столь очевидно настойчив?

— Тогда ты не был столь очевидно мой.

— И чья в этом вина? Кто-то пару недель тупо ходил кругами, не делая вообще ничего.

— Ничего? Вообще-то смотрел. И не меняй тему. А знаешь, что я хотел бы сделать прямо сейчас? Сначала я отодвину в сторону воротник этой толстовки, стяну ниже футболку. Детка, ты знаешь, что у тебя офигенно вкусная кожа? Я буду облизывать твою шею как леденец. А ты будешь так жадно потираться о меня и просить, умолять, сам не зная о чем, и это будет только начало. Потом я наконец сниму эту жалкую тряпку. Сосчитаю каждую родинку языком и губами, буду вырисовывать узоры…

— Эвен…

— Вот, ты уже дышишь чаще, а я даже не начинал.

— Эвен Бэк Нейшейм! Блять, замолчи!